Великое расширение
Шрифт:
Домочадцы еще умывались и одевались, когда в дверь забарабанили. Этот звук словно отдавался в груди. Все замерли и повернулись к двери. Открывать никто не спешил. А затем из-за двери закричали:
– Японцы! Японцы! Японцы!
Глава
11
Разумеется, в кампонге знали о войне, но смотрели на нее издалека и видели в черно-белом цвете. Она велась в далеких холодных странах, на родине ан мо. Они, ан мо, говорили о ней все чаще и чаще, расписывая в английских газетах свои победы и поражения, которые потерпел враг. Кто такой этот враг, в кампонге не знали, да и английских
Даже годом ранее, когда японцы, ввязавшись в общую заварушку, прошли по малайским болотам на севере острова и прокатились на танках по городам и весям, рассказы о войне воспринимались по-прежнему – как рассказы. Судачили, что танки танками, однако с одного поля битвы на другое японцы перемещаются на велосипедах, а к такой смешной картинке в кампонге серьезно не относились.
Сейчас же, несмотря на постоянные бомбежки, продолжавшиеся уже два месяца, несмотря на введенный в городе комендантский час, жители кампонга с трудом верили, что на их острове и впрямь идет война. Хотя рев бомбардировщиков в небе и наводил на них страх, бомбы никогда не падали возле кампонга. Разумеется, все знали и о потерях, о том, что одна-единственная ночь способна принести сотню смертей. Они видели фотографии двух величественных военных кораблей, потопленных японскими самолетами. Видели они и лучи прожекторов, обшаривающих ночное небо в поисках любого намека на металл.
Когда появились первые беженцы, не обращать внимания стало сложнее. Семьи с тачками, в которых громоздились мешки с одеждой и утварь, дети – босые, плачущие. Они прибывали в кампонг по главной дороге на автобусе, ходившем все реже, или пешком. Люди лишились домов и теперь искали укрытия подальше от городов. В кампонге относились к ним с пониманием, позволяли набирать воду в колодцах и отдыхать в тени деревьев. В конце концов они всегда уходили дальше.
В кампонге не говорили о войне, разве что пересказывали друг дружке отдельные факты – например, про особенно тяжелую ночную бомбежку.
– Двести пятьдесят, – говорил кто-нибудь.
– Нет-нет, триста! – возражал другой.
Этим разговор и ограничивался. Деревенские погружались в молчание, надеясь защититься от того, что надвигалось на них.
Приготовления к Новому году продолжались, но в меньшем масштабе. Прежний неумеренный восторг был сочтен опрометчивым. Наверное, они обидели какого-нибудь бога или духа предков, вот он и пугает их войной. Все же полностью подготовку к празднику сворачивать не стали – так и беду навлечь недолго, это все равно что к смерти готовиться. Приготовления шли полным ходом, но женщины, подметая кухню, перестали задорно бранить своих детей и хлопотали по дому со спокойной деловитостью. Дети, в свою очередь, отказались от шумных шалостей, не бегали по лужам и не заглядывали в мангровый лес. Ну а отцы семейств снова надели непроницаемые маски фаталистов.
Хотя воды загадочных островов продолжали одаривать рыбаков невиданным уловом, теперь жители кампонга упорно отвергали излишества. Обильные рыбные блюда ушли в прошлое. Все вернулись к обычной тушеной, соленой и сушеной рыбе, пышные трапезы допускались раз в месяц, чтобы принести жертву богам. Ощущение радости казалось приглушенным, люди будто
Ближе к Новому году бомбы стали падать все чаще, кучнее. До кампонга дошла весть, что как-то ночью погибла почти тысяча горожан. Жители кампонга удвоили порцию жертвенной курятины и рыбы, несколько раз в день жгли молитвенные палочки, ходили в большой храм, расположенный на севере, возле кампонгов, где разводят свиней, потому что выбираться в город стало небезопасно.
Некоторые засомневались, что им следует продолжать ходить на промысел к островам. В конце концов, они и так уже давно подозревали, что подобная удача просто так не бывает, за все приходится платить. Вдруг они позволили себе чересчур много и разозлили какого-то злобного духа? С каждым днем число рыбаков, отправлявшихся вслед за Па и А Боонем, убывало.
Сингапур привычно считался крепостью. Ан мо называли его “Гибралтаром Востока”, и, даже несмотря на то что японцы уже шли сквозь малайские джунгли, никто всерьез не думал, что война не ограничится лишь дефицитом продуктов и воздушными налетами.
Однако за две недели до Нового года в кампонг пришла весть, что дамба, соединявшая Сингапур с полуостровом Малакка, взорвана. Сделали это не японцы, а ан мо – те самые ан мо, что твердили, будто врагу не преодолеть естественных препятствий в виде джунглей и моря. А сейчас они сами взорвали дамбу. Неужто японцы так близко? В газетах печатали фотографии: разрушенные кампонги, в грязи валяются пронзенные штыками тела жителей. И до местных дошло, что от этих разрушенных домов и растерзанных людей их отделяет лишь узенький пролив. Пролив, через который можно перебраться по дамбе.
Кое-кто, например Ма и Сор Хун, заявляли, что выводы делать рано. Дамбу взорвали из предосторожности – ведь так говорят. Это вовсе не значит, что японцы наступают, однако уж лучше перестраховаться, чем потом рвать на себе волосы, – и с этим не поспоришь. Другие, например А Тун, стали запасаться рисом, консервами и свечами. Па своего мнения не высказывал, но однажды притащил домой два огромных ящика, набитых банками мясного рулета с овощами.
– Не на кухню, – сказал Па, когда Ма стала было доставать банки.
Мальчики пошли вместе с Па за дом и помогли выкопать яму. Когда они с перепачканными землей руками вернулись на кухню, Ма стояла на прежнем месте и взволнованно теребила кожу на локтях.
– Не втягивай в это мальчиков, – сказала она, – нечего их пугать всякими глупостями.
Но с каждым днем это все меньше напоминало глупости. Местные заходили в лавочку, даже когда им не требовались продукты, чтобы просто расспросить Суи Хона о новостях. Он как-то пошутил, что пора бы ему ввести сбор за услуги, и остальные поняли намек. Вскоре у них вошло в обыкновение приносить лавочнику гостинцы – паровые пирожки или креветочную пасту. Суи Хон любезно благодарил дарителей и лишь потом пересказывал последние новости.
Вскоре после того, как Па принес домой консервы, учитель Чи А исчез, а школу закрыли. Теперь А Бооню ничего не оставалось, кроме как сидеть дома вместе с родными, маясь от беспокойства и дожидаясь очередного несчастья.
Когда японцы переправились через северные проливы и начали наступление с севера и запада, Па принес домой еще один ящик, на этот раз с крекерами и спичками, и тяжелый мешок риса. Ма больше не возражала, лишь сказала, что рис, перед тем как закапывать, надо завернуть в старый брезент, иначе в нем заведутся долгоносики.