Великое расширение
Шрифт:
Но Сыок Мэй, все еще ребенок, не очень разбиралась во всех этих тонкостях и просто повторяла и пересказывала то, что ей вдолбили. Сейчас, когда она читала, писала или вела разговоры на подобные темы, она думала о погибшем отце и исчезнувшей матери. Втайне девочка лелеяла надежду, что мама вернется. И когда это произойдет, Сыок Мэй прочитает ей все свои стихи и споет все песни. Она подарит ей отшлифованную драгоценность – собственные умения – и скажет: “Смотри, Ма, что я тебе приготовила”.
В отсутствие родителей наставником Сыок Мэй был учитель Чи А. Если Материку предстоит стать могущественной республикой – а учитель Чи А в это свято
В свое время ан мо арестовали учителя Чи А, который тогда преподавал в престижном городском училище, и подвергли допросу. Его больше двух недель продержали в темной камере, а чужеземцы с молочно-белой кожей проверяли его благонадежность. Разве любить свою родину – это противозаконно? Именно этот вопрос задал он проводившему допрос следователю, который обвинил его в агитации и в гоминьданском заговоре с целью свергнуть данную Богом власть ан мо. За две недели ареста учитель Чи А задал лишь этот вопрос. Это противозаконно? Неужели?
Нет, не противозаконно. Спустя несколько лет о требованиях благонадежности все забудут, но когда учителя Чи А арестовали, ан мо еще прятались под маской цивилизованности. Доказательств того, что Чи А участник заговора, у них не имелось, и его отпустили, сделав выговор и запретив преподавать в школах, где количество учеников превышает пятьдесят человек. Вот так учитель Чи А, этнический кантонец из купеческой семьи, чьи родители оплатили его дорогостоящую учебу в университете на Материке, оказался в крошечной сельской школе, где в классах хорошо, если имелось по одной электрической лампочке.
Это было унизительно. И тем не менее, если пробудить детей из этих сельских районов, добиться можно немалого. Он взялся за обучение. Основным меценатом школы был местный токей, поэтому учителю Чи А предоставили полную свободу действий. В каком-то отношении, убеждал себя Чи А, здесь ему работается лучше, чем в престижном училище, – ни соперничества, ни показухи, к которой склонны некоторые сторонники революционных идей. Тут он волен честно трудиться, воспитывая юные умы.
Ученики, подобные Сыок Мэй, порой вызывали у него едва заметную горечь. Дочь истинных патриотов, вот уже несколько лет как вернувшихся на Материк, чтобы бороться против японских захватчиков, она обладала настоящей добродетелью – обостренным чувством справедливости. Кампонг, сонная рыбацкая деревушка, – место, чуждое политике. Ни в одном доме, за исключением дома Ингов, не было ни портретов Сунь Ятсена, ни гоминьданских флагов. Сам учитель Чи А не имел удовольствия познакомиться с родителями Сыок Мэй, но узнал о них все подробности от двоюродного дядюшки, на чье попечение оставили Сыок Мэй.
О характере Сыок Мэй, думал учитель Чи А, свидетельствует и то, что она не жалуется, когда после уроков ее оставляют помогать более слабым ученикам. Она выполняет свои обязанности с неугасающим рвением. Учитель Чи А полагал, что когда-нибудь она совершит не один великий поступок.
И этот А Боонь Ли, от которого она, похоже, в восторге, ну что ж, возможно, из него тоже что-нибудь выйдет. Сперва учитель Чи А не возлагал на мальчика особых надежд – писал тот скверно, а держался чересчур застенчиво. Когда его вызывали отвечать, А Боонь так мямлил и запинался, что даже самые терпеливые из учителей не выдерживали.
Однако А Боонь выдержал. Он выправился, слушал теперь внимательно и время от времени задавал вопросы. В чистописании он тоже делал успехи. А Боонь даже интересовался брошюрками, которые учитель Чи А давал почитать Сыок Мэй, и после уроков спрашивал значение определенных слов. Однажды учитель Чи А слышал, как эти двое на перемене обсуждают училище.
Огонь, горящий в Сыок Мэй, разжег в этом молчаливом мальчике тлеющие искры – амбиции или томление. Учитель Чи А сперва думал, что А Боонь будет тянуть Сыок Мэй вниз. Но, наблюдая за ними на переменах, он видел, как девочка расцветает, как она, когда-то испуганная и зажатая – что немудрено для ребенка, потерявшего семью, – сияет мягким обаянием. Их дружба уравновешивала ее, дарила утешение, которого учитель Чи А, стараясь играть роль наставника, дать ей не мог.
Постепенно он решил убедить их вместе поступить в училище. Там их ждет совсем иной мир, и вполне возможно, что обязательства, которые он накладывает, окажутся для такой незаурядной ученицы, как Сыок Мэй, чрезмерными. А Боонь не даст ей сбиться с пути. В глазах мальчика учитель Чи А заметил характерный блеск и подумал, что, возможно, и А Боонь чего-нибудь достигнет. И учитель постепенно проникся доверием и к Бооню. Вместе, думал он, эти двое вполне способны на великие дела.
Итак, приближался 1942 год, год Змеи готовился уступить место году Лошади. Что же до неведомого прежде благосостояния, дарованного жителям кампонга, до радостных приготовлений к Новому году и до радужных дней, наступивших, когда развеялись тяжелые тучи, тут никто не обвинил бы местных жителей, измученных жизненными тяготами и оттого циничных, в том, что они наконец поверили в перемены к лучшему. Никто из них не сказал бы этого, чтобы не спугнуть удачу, и тем не менее удача давала о себе знать: благодаря рыбе тела людей раздобрели, отремонтированные дома выглядели внушительно. Даже заросли словно слегка отступили, а зажатая меж деревьями дорога из кампонга, казалось, стала шире, светлее, расцвеченная пятнами солнечных лучей.
Лишь когда погасили последний газовый светильник, когда уснул наконец последний неугомонный ребенок, лишь тогда над кампонгом появились самолеты. Если бы кто-нибудь из местных не спал, они бы услышали отдаленный гул семнадцати морских бомбардировщиков, кружащих в предрассветный час над островом. В кампонге не имелось ни фонарей, ни автотранспорта, поэтому он не представлял собой стратегической цели. Бомбардировщики направлялись в город и в порт, что был километрах в восьми оттуда, где спали А Боонь и его родные. Бомбы упали на остров достаточно далеко от их дома, и никто не проснулся – ни когда в огне обрушились несколько строений, ни пятнадцать минут спустя, когда все же сработали сирены воздушной тревоги.
Очевидность войны настигнет их лишь через несколько часов, когда они проснутся. В то утро семья Ли проснулась с приятным послевкусием минувших дней и предвкушением дня грядущего. Ма думала дошить новую ночную сорочку для Хиа, которую тот надел бы в новогоднюю ночь, ложась спать. Настоящая роскошь. Па хотел отшлифовать песком и отполировать лодку, Хиа готовился помогать ему. А Боонь – тот собирался в школу, где увидит Сыок Мэй. После уроков они хотели сбегать к устью реки, где, по словам друзей Хиа, появился дюгонь.