Великое заклятие

Геммел Дэвид

Коналин сидел на балконе покоев королевы, Фарис и Суфия спали вместе на одной из кушеток. Ульменета укрыла их одеялом. Аксиана тем временем зашевелилась, открыла глаза и сонно улыбнулась.

– Какой страшный сон я видела.

– Отдыхай, госпожа моя. Утром тебе понадобятся силы, – сказала Ульменета, и Аксиана снова смежила веки.

Ульменета вышла на балкон. Огонь охватил весь западный квартал, вдалеке слышались крики.

– А ты разве не устал? – спросила она Коналина.

– Нет. Я сильный.

– Я

знаю, но сильным тоже надо спать.

– Там грабят. – Он показал на пожар. – И убивают слабых.

– Тебе жалко их?

– Их всегда бьют – вот почему я никогда не буду слабым.

– Как ты познакомился с Фарис и с малышкой? – спросила она.

– А зачем тебе это знать?

– Просто так, Коналин. Если мы хотим стать друзьями, нам надо поближе узнать друг друга, так уж заведено. Вот, например, какая у Фарис любимая еда?

– Сливы, а что?

– Вот видишь, – улыбнулась она, – друзья должны знать такие вещи. – Отправляясь воровать, ты постараешься стянуть сливу, потому что знаешь, что Фарис их любит. Чем больше ты знаешь о своем друге, тем лучше. Так где же вы познакомились?

– Мать у Фарис шлюха. Ходит по Торговому переулку. Там я и увидел Фарис, два лета назад. Мать ее напилась и свалилась в канаву, а Фарис хотела поднять ее и отвести домой.

– И ты помог ей?

– Ну да.

– А зачем?

– Как то есть – зачем?

– Зачем помогать слабым, Коналин? Почему ты просто не ограбил ее и не ушел?

– Я так и хотел сначала. Гляжу, шлюха валяется, а при ней монета уж точно должна быть. А тут Фарис подошла, увидела меня и говорит: «Помоги ее поднять». Я и помог. Вот так мы и познакомились.

– Что же сталось потом с ее матерью?

– Да что с ней станется – как гуляла, так и гуляет. А Фарис она продала в зазорный дом, куда богачи ходят. Я забрал ее оттуда. Залез ночью в окошко и забрал.

– Это был смелый поступок, – похвалила Ульменета, и паренек немного смягчился. Это сделало его совсем юным и беззащитным. Ульменете захотелось прижать его к себе и погладить его рыжие волосы.

– Я долго возился с замком от ее комнаты, – сказал он, – а Лом все это время спал на стуле около.

– Лом?

– Ага, потому что кости ломает. Он надзирает за девушками, а если кто не делает, что им велят, он их бьет. Ох и досталось небось утром ему самому, – ухмыльнулся Коналин.

– А Суфия?

– Ее мы нашли в доме колдуна. Она под кроватью пряталась. Только она и осталась, одна из всех. Зачем он убивал столько детей?

– Наверное, это было нужно для его кровавых обрядов. Для злого волшебства.

– Их много, злых – и не только волшебников.

– Расскажи теперь о себе.

– Нет, о себе не буду. Знаешь, я и правда устал, пойду посплю немного.

– Я разбужу тебя, когда Дагориан вернется.

– Я сам раньше проснусь, – заверил он.

Беспорядки на улицах

продолжались. Дагориан перелез через дворцовую ограду, чтобы стража его не увидела, и оказался на широком Королевском проезде. Там лежали мертвые и шатались бунтовщики, нахлебавшиеся награбленного вина. Дагориан, держась в темноте, свернул на одну из улиц, ведущих к Купеческому Двору. Там, как он знал, стояли грузовые повозки, развозящие днем товары по домам и лавкам.

Увидев, что первый из дворов горит вместе с повозками, он пришел в ярость. Ему хотелось наброситься на поджигателей с мечом и рубить их. Он уже схватился за саблю, но чей-то спокойный голос прошептал у него в голове:

– Не поддавайся им, Дагориан. Они повсюду.

Дагориан, весь дрожа после приступа ярости, прислонился к стене и прошептал:

– Кто ты?

– Твой друг. Помнишь, я помог тебе, когда демоны терзали твою душу? А в доме убитой гадалки я пришел к тебе снова.

– Да, помню.

– Знай же: этот город во власти демонов, которые пируют, насыщаясь людской яростью и убийствами. Их сила растет с каждым часом, и к завтрашнему дню никто не сможет противостоять им. Но ты не поддавайся. Сохраняй хладнокровие и ясность мысли, я буду с тобой, хотя говорить больше не стану. Ступай и найди повозку.

Дагориан нырнул в узкий переулок. Дым, гуще всякого тумана, висел в воздухе, обжигая легкие. Дагориан бежал, прикрывая лицо плащом. Крики слышались отовсюду: из домов, где сгорали заживо, и с улиц, где убивали.

Он снова ощутил гнев, но поборол его.

Ворота второго конюшенного двора стояли нараспашку, и люди с факелами метались вокруг, поджигая повозки. Конюшня уже загорелась, лошади ржали, охваченные ужасом. Дагориан вбежал туда и выпустил на волю всех, оставив двух себе. Животные в панике ринулись наружу, топча поджигателей.

Дагориан успокоил, как мог, двух оставшихся лошадей и вывел их во двор. Они боялись, но привыкли слушаться своих возниц и подчинялись Дагориану. Он привязал их к уцелевшей повозке. Сбруя была сложена в ней.

Кто-то швырнул факел в задок фургона. Дагориан двинул злоумышленника в челюсть, и тот рухнул. Офицер отбросил факел. Из конюшни вырвался клуб пламени. Кони взвились на дыбы, и Дагориан снова принялся успокаивать их. Бунтовщики разбегались, спасаясь от жара. Дагориан запряг лошадей, влез на козлы, отпустил тормоз и щелкнул кнутом. Кони рванули с места, но снова запнулись у горящей конюшни.

Дагориан, найдя в фургоне пустые мешки, порезал один на полосы, завязал лошадям глаза и снова щелкнул кнутом. Кони неохотно двинулись вперед, а он подхлестывал их и кричал во все горло. Наконец, с горем пополам упряжка выехала с горящего двора на улицу.