Велосипед судьбы
Шрифт:
– Во что город превратили, смотреть противно! – бухтел на ходу Бен, перебираясь через завалы мусорных мешков. – Хорошо зима, летом бы уже чума какая-нибудь началась, наверное. Может, и сейчас начнётся – вон, крысы уже шныряют. Всю жизнь живу в городе и ни одной крысы не видел, а сейчас уже боятся детей на улицу выпускать, чтобы не покусали. Всё как-то быстро рушится, может, и прав твой паренёк, действительно, не месяцы остались, а дни.
Он встряхнул висящего на плече Даньку, и того бурно стошнило.
– Про… Простите… – выдавил он.
–
Место, в которое их привёл (и частично принёс) Бен, оказалось каким-то подозрительным клубом в подвале жилого дома, куда надо было заходить со двора и спускаться по замусоренной лестнице. Зато охранник на входе никак не отреагировал на человека в заблёванной куртке с подростком на плече и девочкой. Молча кивнул и открыл дверь, как так и надо.
Внутри оказалось темно, накурено и тихо. Василиса вспомнила, что время к утру, и подумала, что даже самый ночной из ночных клубов вряд ли заполен посетителями, но оказалось, что в зале сидят люди, и довольно много.
– Лучше не вешай, а сразу выкинь, – сказал Бен, отдавая куртку гардеробщику.
Тот принял её, осторожно взяв за воротник.
Даньку сгрузили на стул и попросили подошедшую официантку «принести пацану чаю».
– В постшоковом отходняке надо побольше пить и поменьше двигаться, – пояснил Бен. – Есть ему тоже пока не надо, сблюёт. А тебя покормить?
– Если можно. Я давно не ела.
– Кухня закрыта, – сказала официантка, – но могу принести сэндвичи.
– Буду благодарна.
– Что это за место? – спросила Василиса.
– Не то, куда стоит ходить приличной девушке, – засмеялся Бен. – Но здесь безопасно. Я один из совладельцев. У меня была приличная зарплата и не было семьи, поэтому скинулись с парой коллег и инвестировали в клуб. Вечером тут музыка и немного выпивки, с полуночи… Ну, всякие мужские развлечения. Ничего криминального, но не респектабельно. Люди не хвастаются этим, как походом в оперу. Но сюда они ходят гораздо чаще.
– Спасительница, – с трудом сказал Данька. Его ещё заметно мутило. – Где она?
– Понятия не имею. Её же прячут. Какой смысл в конспирации, если каждый будет знать? Посидите здесь, я поговорю кое с кем.
Бен ободряюще потрепал парня по плечу и удалился в неприметную дверь сбоку от стойки. Официантка принесла чайник и две чашки, а также тарелку бутербродов.
– Ты не слишком молода для этого места? – тихо спросила она Василису.
– Я даже не знаю, что это за место, – призналась девочка.
– То есть, ты не на работу пришла устраиваться?
– Нет, что вы. У меня есть работа. Я механик.
– Вот и держись её, – кивнула официантка. – Ты бы видела, сколько глупых девчонок решали, что тут зарабатывать
Васька разлила по чашкам чай и откусила от сэндвича. Он оказался холодным и невкусным, но глупо жаловаться на качество еды после побега по помойкам от полиции. Данька осторожно взял чашку, рука его затряслась, и он поставил её обратно.
– Помочь?
– Как? – улыбнулся он. – Будешь поить меня как младенца из бутылочки? Я справлюсь.
Он несколько раз глубоко вдохнул, сосредоточился, и медленно донёс чашку до рта. Почти не расплескал.
– Вот видишь. Понемногу проходит.
– Молодец.
– Спасибо тебе.
– Не за что. Без тебя я отсюда не выберусь.
– Всё равно спасибо. Думаю, скоро я приду в себя достаточно, чтобы выйти на Дорогу. Но я всё же попросил бы тебя…
– Дать тебе спасти этот мир?
– Да.
– Конечно. А как ты собираешься решать проблему черноглазых и голубоглазых? Мне кажется, что черноглазые не плохие, просто все очень запутались…
– Вась.
– Что?
– Я никак не собираюсь её решать. Ты не поняла – я не кризисный менеджер, не политик и не революционер. Я не решаю проблемы. Хотя бы потому, что быстрые решения не работают, а на те, которые работают, уходят годы. Я корректор. Я изымаю фокус коллапса, чтобы у людей появилось время. Это их мир, кому, как не им, разбираться? Может быть, их решение не будет оптимальным или не понравится нам, но это уже будет не наше дело. Наше – моё – дело – устранить космологический фактор, Спасительницу. Политические, экономические и социальные меня не касаются.
– А если они, например, решат убить всех черноглазых? Это всё равно не наше дело?
– Да. Люди постоянно убивают друг друга. Очень грустно, но это естественный ход вещей. Даже самый кровавый геноцид не вызывает коллапса среза, и после него остаются хотя бы те, кто его устроил.
– Мне это не нравится.
– Мультиверсум не должен кому-то нравиться. Он вообще никому ничего не должен. Я дам этому миру шанс. Может быть, они воспользуются им для плохого решения, может быть – для хорошего. Но если не предотвратить коллапс, решать будет некому. Бен прав – уже завтра может начаться эпидемия из-за того, что на улицах по пояс мусора, а водоочистные сооружения некому обслуживать. Или взорвётся реактор энергостанции, за пульт которого встанут недостаточно компетентные инженеры. Да что угодно может случиться. Но фокусом коллапса является один человек. Его надо забрать отсюда, потому что он погубит мир и погибнет сам.
– Я поняла тебя. Мне это по-прежнему очень не нравится, но я поняла.
– Работа корректора стала выглядеть менее романтично? – грустно улыбнулся Данька.
– Или я стала менее романтичной. Немножко.
– Я слышал, это называется «взрослеть».
***
– Как ты себя чувствуешь? – деловито спросил Даньку вернувшийся Бен.
– Мне получше. Немного тошнит, голова кружится.
– Идти сможешь? Если я принесу тебя на плече, эффект будет не тот. На тебя хотят посмотреть серьёзные люди с серьёзными интересами, хотелось бы избежать впечатления, что я тебя на помойке нашёл.