Вельтаншаунг. Уровень второй
Шрифт:
Значит, они здесь хранят какую-то важную тайну. Что-то необычайно ценное. Но что?
Я открыл ларец. Внутри был просто белый порошок без запаха. Уж не цианид ли? Ладно, потом разберемся.
Я сунул находку в карман, благо коробчонка была маленькой. Но тут же взывала сирена: надсадно, противно.
Наверное, я не сказал волшебного слова!
– Спасибо, волки позорные! – я даже поклонился стене, но это не сработало.
Зато распахнулась дверь, в проеме показался охранник.
Я упал на пол. И в тот же миг музыка вернулась.
Я снова ощутил невесомость. Сейчас я словно взлетел над водопадом. Я слышал рев воды, ощущал брызги на лице. И ветер ерошил мне волосы. Как все это было сделано – не знаю, но от ощущения реальности происходящего хотелось выть.
Меня несло в вечность.
Но потом что-то изменилось.
Наверное, фашист двигался мне навстречу, что меняло общую картину миражей.
В любой момент меня обнаружат, нужно стрелять! Но комната маленькая, можно погибнуть от собственной пули, которая рикошетом отразится от стены.
Мне кажется, что я лечу, но, на самом деле, я в маленьком немецком тайнике.
И тут раздался противный звук.
Музыка замерла. Лучи погасли. Вернулся нормальный свет.
Справа от меня, на выехавшей из стены средневековой пике, висел охранник.
Тут только я понял, как крупно мне повезло! Похоже, любой входящий в тайник, оглушается иллюзиями до тех пор, пока не найдет чертов ларец или не погибнет. Наверное, у эсесовцев есть приборчик, отключающий музыку, вот только хранится он у офицера. Зря этот солдатик сюда приперся.
Сигнализация больше не вопила.
Над комнатой повисла гнетущая, страшная тишина.
Я не рискнул встать в полный рост. На коленках дополз до круга с розой и постучал по барельефу: «Сим-сим, откройся!»
Дверь выпустила меня.
Я выполз в комнату с мертвым охранником и только потом выдохнул: «Стоило ли ради пригоршни зубного порошка так рисковать жизнью?»
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к дверям, в которых распластался тот фашист, что не вовремя окликнул Отто. Я подобрал автомат убитого, разрядил его, сунул рожок с патронами в вещмешок и вышел в коридор.
Сколько же здесь дверей и есть ли конец в этой бродилке?
Локация: все пути ведут
Кто придумал, что в замке могут ветвиться коридоры с дверями по обе стороны? Офисная система понятна в современных общежитиях или в гостиницах, похожих на огромные коробки. Но рыцари строили защитные сооружения. В них, по определению, не должно быть ровных коридоров! Там все должно служить вовсе не для удобства туристов, а совсем даже наоборот!
Все эти башни, стены, донжоны, подъемные мосты – они никогда не строились по линейке! Ну, разве что внутри замка изредка бывали прямоугольные здания.
Значит, все эти коридоры и ловушки созданы в наше время, и логика их создателей – должна быть не средневековой.
Однако, зачем
Какой идиот решил, что нацисты охраняли офисы, в которых лежали кучки золота или жареные курицы на тарелках? Разработчики игр, в принципе, страдают полным непониманием реального мира.
Наверное, создать игру, приятную для сознания тинейджера способен только точно такой же геймер.
Но, с другой стороны, если бы я сам рисовал все эти локации, зная, что именно наличие аптечек и проходимость карты ценится превыше всего, стал бы изобретать велосипед? Наверняка – нет.
И потом, если бы не эта игровая условность, я давно бы свихнулся, выскочил бы на нациста, чтобы меня убили и освободили этим от безумия!
Наверное, нужно быть благодарным этому странному миру, что я знаю его правила, которые и помогают выжить.
Я снова стою у очередной двери. Прислушиваюсь.
– Es ist kalt…[4] – клацает зубами невидимый нацист.
Вот что они вечно лопочут? Ничего же не понятно! Ну почему нет перевода? Я знаю, они могли бы говорить и по-русски. Разработчики, если бы только захотели, могли бы нарисовать еще один граммофон, переводчика-эсесовца, перебежчика-предателя.
Но программистам словно доставляет удовольствие держать меня в страхе. Может, местные солдафоны, вообще, на смеси всех языков говорят, чтобы интеллектуалам смешнее было.
Я толкаю дверь и сразу, с порога, открываю огонь. Два офицера в белых кителях склонились над столом и что-то сосредоточенно разглядывают. Они дернулись, отпрыгнули, полезли за своими пистолетиками, но я поливал их свинцом примерно так же, как водой из брызгалки: основательно и не отпуская курка автомата.
До чего же враги глупые! Кобуру нужно держать расстегнутой! Впрочем, они у себя дома, глубоко в тылу на исконной немецкой земле. Это я здесь – гость.
Фашисты упали. Фуражки с них синхронно слетели.
Я брезгливо поморщился. Переступил через трупы и замер: на столе, на пеленке лежал младенец, разбуженный грохотом выстрелов. Сейчас он орал, как резанный. Хотелось даже пристрелить его, как всех остальных, ведь в немецком замке не может быть нормальных детей. В принципе.
Секундное раздражение прошло и мне стало стыдно. Если в игре я начну убивать женщин, детей и стариков, то чем буду лучше фашистов?
Вот только я не помню, чтобы в игре были младенцы. И где, черт побери, его мать? Мать его… – женщина? Или он – из пробирки. Гомункул обыкновенный, алхимический? Или его выпарили из корня мандрагоры?
Нет, его без присмотра не оставят. Скоро за ним придут. Непременно. Офицеры сами малюток не таскают, у них для этого есть бойцы и слуги.
А еще я вдруг осознал, что здесь очень холодно. Как младенец дрых в этой мерзлоте? Или его как раз размораживали в огромной микроволновке? Типа эксперименты с переброской во времени.