Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Это всего один семестр. К февралю я вернусь в Берлин. Нельзя упускать такую возможность, стажировки в Колумбийском университете на дороге на валяются. И я буду тебе писать… – Лубянка позаботилась о пачке конвертов и даже цветных фотографиях:
– Наши резиденты в Нью-Йорке все сделают, – успокоил Сашу куратор, – сообщат ей твой адрес в студенческом общежитии и будут отвечать на ее письма… – считалось, что он едет в Нью-Йорк морем из-за экономии:
– Лучше бы я поехал в Ленинград, – Саша потянул на себя тяжелую дверь пансиона, – осенью там красиво. Михаил Иванович
– Я по ним соскучился… – миновав пустую стойку портье, Саша поднялся на второй этаж, – а пиявка, честно говоря, мне осточертела… – девушка не распространялась о недавних каникулах в Лондоне, но Саша понимал, что она тоже встречалась с кураторами:
– Наверняка, ее миссия не за горами. Ладно, правильно пишет товарищ Котов, надо потерпеть… – узнав о его отъезде, Невеста, разумеется, притащилась вслед за ним в Гамбург:
– Ее было никак не стряхнуть, но хотя бы на корабль она не собирается… – советский сухогруз шел вовсе не в Нью-Йорк. Дойдя до номера, Саша покрутил ключи:
– Конго. Это совсем другое задание, но мне надо получать боевой опыт. Схватка с капитализмом только началась… – замок двери щелкнул. В номере пахло табаком, выпитым вчера вином, духами Невесты. Она спала, уткнув растрепанную голову в подушку, натянув на плечи одеяло. Девушка пошевелилась, Саша весело сказал:
– Доброе утро, милая. Кофе и круассаны, в постель… – вытянув из пакета цветок, он присел на кровать. Она пробормотала сквозь дремоту:
– Спасибо тебе, милый… – Густи потянула его к себе, – кофе подождет. Иди ко мне, я соскучилась… – белая роза упала на потертый ковер, лепестки закружились над половицами.
Теплая вода приятно ласкала пальцы.
Маникюр в салоне красоты в универсальном магазине на Менкебергштрассе, стоил в два раза дешевле, чем в KaDeWe, на Курфюрстендам. Густи рассеянно листала немецкий кинематографический журнальчик:
– Репортаж со съемок «Бен-Гура»… – девушка зевнула, – фильм успел получить десяток Оскаров, а они только сейчас спохватились… – маникюрша тоже работала медленно. Густи недовольно поерзала:
– В Берлине они двигаются быстрее, американцы их приучили, а здесь все ползают, словно сонные мухи… – полуденный магазин был тихим. Густи взглянула на часики:
– Корабль Александра отправляется завтра. Жаль, что мне никак не проводить его до трапа… – визит в Гамбург был тайным. Коллеги по секретной службе понятия не имели, где на самом деле находится девушка. Для всех Густи на два дня уехала в Потсдам, к приятельнице по университету. У нее не попросили телефона знакомой, не поинтересовались именем соученицы:
– Мне доверяют, – успокоила себя Густи, – ничего страшного не случится. Меня никто не видел, никто не знает, что я встречаюсь с Александром. Теперь он и вовсе уезжает до конца зимы… – Густи вздохнула. Впереди лежала одинокая осень, с лекциями в университете, бесконечными семинарскими занятиями, заданиями по грамматике и наступающими
– И это я не принимаю в расчет работу… – свободной рукой она отпила остывшего кофе, – даже в выходные, с пяти утра и до десяти вечера… – иногда Густи начинала раньше и засиживалась в неуютной, прокуренной квартире допоздна:
– Какая разница, где тосковать, – подумала она, – на работе топят, на кухне есть кофе и печенье… – в десять вечера она спускалась на пустынную Фридрихштрассе и шла к метро. В университет Густи ездила на велосипеде, как и ее соученики:
– Соученицы. Одни девицы, кто еще занимается языками, – усмехнулась она, – и почти все они из эмигрантских семей… – девушки думали, что Густи тоже происходит из России или Прибалтики. Она не разуверяла товарок:
– Мне просто хорошо даются языки… – она вытащила со стойки флакончик алого лака, – Александр тоже с ними отлично справляется, но русского он не знает…
Два раза в неделю вместо поездки на Фридрихштрассе, Густи отправлялась на София-Шарлотта-плац, где в окружении антикварных магазинов, на третьем этаже дома прошлого века, помещалась квартира Александра:
– У него всегда тепло, – Густи улыбнулась, – у него работает камин… – высокие потолки украшали хрустальные люстры, половицы поскрипывали под ногами. Просторная, бюргерская кровать тоже скрипела:
– Но у Александра четыре большие комнаты… – томно подумала Густи, – нас никто не слышит… – ей отчаянно хотелось навсегда переехать в уютные апартаменты, с кованым балконом, выходящим на засаженную молодыми деревьями площадь:
– Район бомбили, старые деревья пострадали, их выкорчевали… – приезжая к Александру по выходным, Густи проходила мимо играющих в песочнице детей:
– Наши малыши могли бы здесь бегать… – ей опять стало грустно, – но Александр не торопится с помолвкой. Он говорит, что любит меня… – Густи верила юноше, – надо только подождать… – о предложении Виллема она вспоминать не хотела:
– Он ожидал, что я брошу карьеру и учебу, засяду в шахтерской глуши, в компании женского царства дяди Эмиля. Я не собираюсь печь пироги, вязать и рожать маленьких наследников де ла Марков… – Густи подумала, что раньше она хотела стать Веспер Линд:
– Но если мой брак с Александром одобрят, если он пройдет проверку… – девушка не видела к этому препятствий, – я смогу продолжить работу. В СССР я не поеду, но никто не мешает мне заниматься аналитикой, как тетя Марта… – Густи оглянулась:
– Нет, пока Александр не вернулся… – юноша пошел в гастрономический отдел, покупать немецкие сувениры для будущих американских соучеников, – надо выпить кофе, и мне пора на вокзал… – вечером Густи ждали на Фридрихштрассе, на обычном рабочем месте, где она несколько часов проводила в наушниках, слушая и записывая разговоры русских на востоке Берлина:
– Я ничего не говорила Александру насчет Теодора-Генриха, – вспомнила Густи, – но зачем ему о таком знать… – автомеханик Рабе, кандидат в члены восточногерманского комсомола и будущий новобранец, исправно посылал открытки на адрес абонентского ящика на западе города: