Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Пусть в Москве все переводят… – он присел на скамью в углу, под табличкой: «Исповеди с семи до десяти утра, каждый будний день». Джо успел заглянуть в неф собора. Все кабинки были заняты, в притворе топталась небольшая очередь:
– Пусть переводят, – повторил себе он, – я болтал всякую ерунду из бульварных романов… – в Париже Джо без его позволения присылали новые издания из Японии. Газетчики быстро отыскали адрес на набережной Августинок. Джо и Хана, наследники рода Дате, подписали у нотариуса запрет на публикацию писем графа Наримуне и
– Но никто не мешает писакам строчить очередную чушь, – устало подумал он, – в последней книге папу обвиняют в подготовке покушения на императора. Регина, судя по роману, чуть ли не полковник на Лубянке… – Джо понимал, что Москва не должна ничего услышать о тете Марте или бабушке Анне:
– Тогда меня действительно впору казнить… – он откинулся на спинку скамьи, – но такого я, разумеется, не скажу. Я исповедаюсь и уеду на шахты. Скорпион от меня не отстанет, но девиц он ко мне туда не подошлет… – Джо сомневался, что русский будет долго обретаться в Конго:
– Не с Даллесом у него под боком… – он вздохнул, – может быть, подождать, пока восстановят телефонную связь, позвонить в Лондон… – голос русского был вкрадчивым:
– Ты понимаешь… – он аккуратно сложил обязательство Джо о работе, – понимаешь, что мы знаем, где живет твоя мать и младший брат. Он потерял отца, ему будет тяжело остаться круглым сиротой. И вообще… – Скорпион щелкнул зажигалкой, – с подростками зачастую происходят несчастные случаи… – Джо не мог поставить под угрозу жизни матери и Пьера:
– К Виллему я тоже сейчас пойти не могу… – он уронил голову в ладони, – ему сейчас не до этого, со смертью Клэр. Он меня не поймет, он ненавидит СССР и все, что с ним связано. Мне не с кем поговорить… – Джо не мог позвонить даже отцу Симону, Шмуэлю Кардозо:
– Шмуэль добрый человек, он бы меня выслушал. И он брат Маргариты, он мог бы… – Джо оборвал себя:
– Я не имею права приближаться к Маргарите, я ее недостоин, особенно после вчерашнего. Я не устоял перед соблазном… – он чувствовал себя окунувшимся в грязь, – надо исповедоваться и уезжать на карьер… – Джо встрепенулся. По каменному полу простучали каблуки, на него повеяло больничным ароматом:
– Она побывала в госпитале. Наверное, делала аутопсию, если Клэр умерла от той лихорадки… – даже не думая, он поднялся. Не взглянув на него, Маргарита прошла мимо. Джо подался вслед за девушкой:
– Ей я могу все объяснить, – с надеждой подумал юноша, – она поймет, почему я так поступил, ведь все было ради нее… – Джо опомнился:
– О чем я, она меня и слушать не станет… – в утреннем солнце блеснули черные волосы. Маргарита, не оборачиваясь, спустилась по ступеням собора:
– Проходите, пожалуйста… – услышал Джо мягкий голос священника, негра, – кабинка освободилась…
Пробормотав что-то, выскочив на паперть, он поискал глазами девушку. Маргарита пропала среди лотков с жарящимися лепешками, с лимонадом и гроздьями фруктов. Джо нащупал
– Хватит, ноги моей больше здесь не будет. Виллем сейчас уволится, вернется в Мон-Сен-Мартен. Я ему напишу с карьера… – машина, зачихав, завелась, из-под колес полетела пыль. Джо повел виллис к выезду из города.
В углу бедноватой комнатки стоял аккуратно сложенный саквояж, потертой, но дорогой итальянской кожи и брезентовый рюкзак. Засунув руки в карманы полевой курки, выпятив губу, Скорпион изучал заправленную кровать. Отогнув уголок покрывала, Странница поставила подушку так, как привык делать сам Скорпион в суворовском училище:
– Понятно, что она выросла в Советском Союзе. Надо ей сказать, чтобы отучалась от пионерских привычек. В отеле «Риц» постель заправляют по-другому… – Саша предполагал, что девушку рано или поздно пошлют в Южную Африку или США:
– В тропиках ей делать нечего. Здешние страны нам лояльны или будут лояльны. У Комитета, наверняка, не так много чернокожих работников. Она будет ценнее в капиталистической стране… – скромно притулившись к дверному косяку, Странница вертела в смуглых пальцах расшитую торбочку:
– Я ничего не могла сделать, – робко сказала девушка, – я была в душе, когда он ушел… – Саша пыхнул сигаретой:
– Диктофон сработал исправно, его расписка у меня в кармане. В Москве переведут его болтовню… – ночью Дракон перешел на японский язык, – когда парень нам понадобится, мы его найдем… – Странница, покраснела:
– Я все делала, как вы меня учили. Я не знаю, что ему не понравилось… – прошагав к столу, Саша сбросил пепел в щербатое блюдце:
– Пол она тоже вымыла. Скорее всего, она обреталась в каком-то интернате в нашей системе… – Саша понятия не имел, как на самом деле зовут Странницу:
– До войны в СССР приезжали коммунисты из США. Может быть, она из такой семьи. Ее родителей могли расстрелять во время ежовских беззаконий. Хотя нет, она моя ровесница. Значит, их расстреляли после войны… – Света смотрела на кровать, заправленную на интернатский манер:
– Аня всегда перестилала после нас покрывала. Она говорила, что кроме Павла, больше ни у кого нет никакого глазомера. София кое-как бросала одеяла и подушки… – Света не предполагала, что в будущем увидит Софию, близняшек, или Павла:
– У меня остался свиток с моим именем… – пальцы крутили торбочку, – женщина в моем сне назвала мальчика Петей, то есть Петенькой. Значит, они были русскими… – она нахмурилась:
– Но кто такая Сара? Это английское имя. Кого так звали…
На нее повеяло сладким запахом ванили. Пухлая ручка протянулась к блюду, девочка залепетала:
– Кухен, кухен… – чернокожий мужчина в фартуке рассмеялся:
– Ты стала совсем немкой, Сара. Еще немного, и запоешь песню про елочку… – за окном кружились крупные хлопья снега, елка переливалась разноцветными гирляндами. Девочка почувствовала прикосновение нежных рук: