Венец славы: Рассказы
Шрифт:
Напевая себе под нос, Тэйер снова скрылся в кухне. Днем Барри успел только наспех перекусить в студенческом кафетерии, но это было давно, в двенадцать часов, и сейчас он не знал, хватит ли у него сил продержаться весь вечер. В манерах Тэйера была какая-то излишняя живость, он был чересчур возбужден и суетлив… И материалы для лекции почему-то не здесь, а в его кабинете, в колледже. Барри ничего не понимал. Когда Тэйер, по-прежнему напевая, вернулся в комнату, Барри попытался объяснить, что перерыл множество книг и журналов, но нашел только три статьи по проблеме Шекспир — Стерджес, две из них написаны самим профессором Тэйером, а автор третьей один ученый по фамилии…
— A-а, этот идиот! — Тэйер фыркнул. И протестующе помахал рукой перед самым лицом Барри. — Ради бога, не портите наш вечер. Я ведь уже говорил, я очень давно никого к себе не приглашал… Когда-то у меня была квартира с прекрасной
— Понимаете, я немного нервничаю из-за завтрашней лекции, — осторожно сказал Барри. — Ваш курс слушают сто пятнадцать студентов… они все такие эрудированные… и очень придирчивые… Я немного волнуюсь… а если честно, то даже оченьволнуюсь… Пока что я набрал материала только минут на десять…
Профессор Тэйер, посмеиваясь, замахал на него руками, мол, все это пустяки. Потом снова встал и пошел к плите. Барри растерянно озирался: на тумбочке у кровати складной будильник в футляре из крокодиловой кожи показывал 9.30. Половина десятого, понедельник на исходе, а завтра в одиннадцать ему читать лекцию. Хорошо бы профессор угомонился. Но Тэйер в крошечном закутке кухни что-то напевал и весело посвистывал сквозь зубы. Высунувшись в комнату, он посмотрел на Барри и заявил:
— Творческий тандем «профессор — аспирант» очень полезная штука… дает возможность аспиранту учиться на практике, а профессор выступает, так сказать, в роли старшего брата, следит за своим учеником, направляет его и, может быть, даже сам кое-чему учится. Как известно, учиться никогда не поздно… На кафедре еще не пронюхали, что я гурман и кулинар? Я знаю, что в кулуарах про меня рассказывают всякие мерзкие и совершенно абсурдные, просто фантастические истории, но до меня пока не донеслось никаких сплетен насчет моих поездок в Хэмилтон… Вы ничего такого не слышали?
— Нет, ни разу, — смущенно сказал Барри.
Профессор снова принес бутылку и подлил Барри виски.
Стакан был теперь полон до краев. Тэйер подтащил ближе журнальный столик и начал накрывать его на двоих, продолжая возбужденно болтать. От него сильно пахло чем-то терпковато-сладким; Барри вдруг понял, что профессор пьян. Он то и дело забывал, о чем только что говорил, и принимался цитировать сонеты Шекспира.
— «…Трудами изнурен, хочу уснуть… Но только лягу, вновь пускаюсь в путь… Мои мечты и чувства в сотый раз идут к тебе дорогой пилигрима…» [4] Да, это очень красиво и как нельзя лучше соответствует моменту. Прекрасно сказано. И ведь все его собственное,это ведь все — Шекспир!.. Когда он создает свое, а не занимается плагиатом, он действительно велик, это бесспорно. Поистине тончайшее чутье языка… Как же это у него?..
4
Шекспир, сонет XXVII.
5
Шекспир, сонет XX.
Это тоже его собственное… все, кроме пятой строки, твой нежный взор лишен игры лукавой.Это, конечно, уже Стерджес… но какое нам дело до Стерджеса в такой вечер? Какое нам дело до них всех? Что с вами, Барри? Что случилось?
Барри тупо смотрел перед собой, оцепенев от догадки, которая внезапно пустила в нем корни и была мучительна, как свежая рана. Он часто дышал открытым ртом.
— Барри!..
Барри встал с кресла. Нагнулся за своей сумкой.
— Профессор, я думаю, мне лучше уйти…
— Что? Уйти? Сейчас?!
— Да, я думаю… я думаю… лучше прямо сейчас…
— Что?!
У Барри не хватало смелости посмотреть ему в лицо. Профессор стоял у двери и загораживал ему дорогу; в одной руке он держал белую полотняную салфетку и разливательную ложку, антикварный серебряный половник, чуть потемневший от времени. Тэйер пьяно покачнулся.
— Мой мальчик, право же… вы никуда не уйдете… я только на такси потратил восемнадцать долларов… не говоря уже о том, каких нервов мне все это стоило… и эта рыба!., она же все провоняла, мой лучший серый костюм до сих пор пахнет… нет, нет, вы никуда не уйдете… я купил настоящую краснобородку… а этот невежда пытался всучить мне пеламиду!.. Мы с вами будем лакомиться ziti con triglie ed uova, [6] нет, не смейте уходить, отдайте мне вашу гнусную, вонючую сумку, вы просто меня дразните, вы меня испытываете… хотите проверить, «может ли измена… э-э… любви безмерной положить конец…», [7] разве не так? Я разгадал вашу стратегию! Иначе зачем бы вы сюда пришли? Говорите, зачем вы сюда пришли?
6
макаронной запеканкой с краснобородкой и яйцами ( итал.).
7
Шекспир, сонет CXVI.
Тэйер почти кричал. Барри шарахнулся от него, ударился о журнальный столик, тарелки, ножи и вилки полетели на пол.
— Профессор, прошу вас, выпустите меня, профессор, разрешите, я уйду, о господи, профессор, прошу вас! — бормотал Барри, но Тэйер не слушал и, всхлипывая, кричал, что Барри не имеет права, никто ему такого права не давал, и вообще, он слишком много на себя берет!.. Да кто он такой? Он еще никто и ничто!.. Он нарочно так вызывающе вел себя два года назад, кричал Тэйер, и пусть не смеет это отрицать!., наглец, ни стыда ни совести!.. и Митльштадт все про это знает, Митльштадт подтвердит, что он вел себя нагло, возмутительно нагло и дерзко, и хотя Митльштадт сейчас стал врагом, он все равно будет заодно с Робинзоном Тэйером, когда речь зайдет о нем,жалком проходимце! Пятясь к двери, Барри пытался объяснить, что он в Хилбери новенький, что он приехал сюда всего три месяца назад, но Тэйер не слушал; раздирая на себе воротник зеленой рубашки, он грозно наступал на Барри и кричал ему в лицо, что Барри испортил весь этот вечер, что он злобный, извращенный, мелкий авантюрист и он дорого, всей своей жизнью заплатит за содеянное им чудовищное преступление… Барри ухватился за дверную ручку и рывком распахнул дверь, он сам чуть не плакал, до того был испуган. — Боже мой, не надо, извините, пустите меня, не надо! — мямлил он, не узнавая собственного голоса, но Тэйер перебил его:
— Я видел, как вы шушукались с этим насмешником, с этим… как его там зовут?., с этим поэтом, и рядом еще стоял этот мерзкий негр с козлиной бородкой и бакенбардами, тот, который любит яркие галстуки… — Тэйер больше не срывался на крик, его голос утратил истерические визгливые нотки и звучал спокойнее, уравновешеннее. — Да как вы посмели?! Я должен был сразу же сообразить, и теперь мне противно даже думать, что я мог так ошибиться! Вы… вы грубый варвар! Это лицо, эти кудри… такая внешность не для вас!.. Меня каждый раз тянет к подонкам, вот в чем мое горе! Я всегда обделен — вот трагедия всей моей жизни!.. И этот ваш притворный ужас, эти лживые невинные глаза… но вы еще пожалеете, клянусь! О, как вы пожалеете!..