Венец творения
Шрифт:
Однако ключ вошел с первого же раза, хотя и не без труда. Женя вздохнула, закрыла глаза и повернула его. Но ключ не поддавался. Так и есть, ключ в порядке, но испортился механизм сейфа! Значит, придется все же ломать стену, подключать рабочих и, что ужаснее всего, терпеть рядом с собой любопытную и сующую во все свой нос директрису Убей-Волк…
И тут Женя вспомнила, как открывалась тайная калитка, ведущая на Мухину дачу. Не по часовой стрелке, в против! Как будто тот, кто устанавливал все эти тайные запоры, противился плыть по течению и идти в ногу с мейнстримом.
Женя
Женя распахнула ее — и ее ждало разочарование, потому что она увидела металлическую пластину, все перегораживавшую. Женя постучала по ней, попыталась поддеть — ничего не выходило! Но как-то ведь она открывалась?
Присмотревшись, она заметила сбоку, в крошечном углублении, странную прорезь. Женя попробовала ткнуть в нее бородкой, но не вышло. Неужели нужен еще один ключ? Постукивая себя по подбородку зажатым в руке ключом, Женя задумалась.
И вдруг поняла, что надо делать. Она перевернула ключ и всунула в щель плоскую, изогнутую головку ключа. И та вошла как по маслу!
Это был не ключ, а целых два ключа! А то, что она принимала за головку, тоже была бородка!
Евгения ввела его до упора, раздался щелчок, а потом ключ, будто живой, дернулся у нее в руке. Женя разжала пальцы, отступила в сторону — и увидела, как ключ сам поворачивается против часовой стрелки. Но никакой мистики здесь не было, наверняка это было особое механическое устройство, пришедшее в действие после многих десятилетий покоя.
Ключ повернулся так два раза, а потом со щелчком подскочил и замер. Пластина все еще не двигалась. Тогда Женя догадалась вынуть ключ — и пластина отъехала в сторону.
Ее глазам предстала небольшая металлическая камера сейфа. Нет, в ней не было ни «графских цацек», ни затерянного шедевра Рафаэля.
В сейфе лежала большая тетрадь в бархатном переплете темно-зеленого цвета. Женя вытащила ее, открыла, быстро пролистала и увидела выцветшие чернильные записи. Бросились в глаза даты — «13 марта 1913 года», «2 января 1914 года». Это, судя по всему, был чей-то дневник, причем содержал он записи более чем столетней давности!
Женя попыталась обнаружить в сейфе еще что-то и в самом деле наткнулась на засушенный плоский василек. Кто-то положил его в сейф, потому что цветок был ему дорог… Видимо, как воспоминание…
Больше в сейфе ничего не было. Женя поставила пластину на место, а потом закрыла и крышку. Один щелок — и сейф исчез, открывая взору стену, обклеенную веселыми детскими обоями.
Женя спустилась в кухню, включила мощную лампу и, усевшись в кресло, открыла дневник. Почерк был витиеватый, несколько претенциозный, явно девический. А на внутренней стороне обложки было начертано: «Дневник Евгении Аксентьевны Рыбкиной, годы 1913–1914».
Последняя цифра была приписана явно позже — и чернила были другого цвета, и рука у того, кто выводил это, дрожала.
Евгения Рыбкина… Ну конечно, так звали несчастную гувернантку, жившую на Мухиной
А кое-кто был уверен, что Евгения умерла, став жертвой сатанистов и подарив жизнь ребенку Повелителя мух! Причем здесь, на Мухиной даче!
Женя быстро открыла последнюю страницу — ей бросилась явно наспех накорябанная дата «В ночь на 30 апреля 1914 года».
Запись была сделана в канун Вальпургиевой ночи — той самой, в которую раз в пятьдесят лет появлялся на свет ребенок нечистого. С бьющимся сердцем Женя закрыла дневник, не желая опережать события и читать то, что написала Евгения Рыбкина за считаные часы или даже, кто знает, минуты до своего таинственного исчезновения.
Отчего-то Женя не сомневалась, что ее тезка сто лет назад исчезла не по своей воле и что она не бежала к южным морям с любителями приключений и вольной сексуальной жизни, а так и не покинула территорию Мухиной дачи.
Не исключено, что Евгения до сих пор лежит где-то рядом: ее останки могли быть зарыты в саду или даже спрятаны в доме! Хотя директриса рассказывала, что чей-то обглоданный труп потом все же нашли, но ведь это могла быть и не гувернантка, а другая жертва — к примеру, та же самая невеста поручика… А вот где покоится тело его самого?
Ответ на этот вопрос мог дать, не исключено, дневник. Чувствуя, что она не сможет отложить ознакомление с дневником до лучших времен и что ей хочется сделать это немедленно, Евгения открыла его. Орфография была дореформенная, с «ятями» и десятеричным «и» и прочими архаичными знаками, однако Жене уже приходилось иметь дело с текстами, написанными до революции или в эмигрантских кругах, чуравшихся использовать новую советскую орфографию, поэтому читать она могла без явных проблем.
«1 января 1913 года. Умерла мама. Впрочем, агония началась еще в предпоследний день ушедшего года и длилась больше двух суток. Так что скончалась она тогда, когда повсеместно отмечали Новый год, что можно было заметить по отблескам разноцветных петард, запускаемых веселящимися людьми в черное, черное, черное небо. И кто сказал, что Новый год принесет мне счастье? Я не жду ничего от него хорошего — да и что можно ожидать от года, две последние цифры которого — чертова дюжина?»
В этот момент раздался странный звук. То ли шорох, то ли скрежет. Женя оторвала голову от тетради и прислушалась. И поняла, что шел звук из кладовой. Точнее, конечно, не оттуда, а из-за скрытой в ней двери подвала.
Женя неловко привстала, тетрадь соскользнула у нее с колен. Она осторожно зашла в кладовую, посмотрела на дверь в подвал, убедилась, что она закрыта на ключ. И, боясь дышать, вдруг поняла, что именно за звуки доносились до нее…
Из подвала…