Вензель твой в сердце моем...

Tamashi1

Школьный приятель говорил ей, что выгода — это то, что всегда окупает любые затраты. Ошибался?..

Чувствуя под щекой мокрые от воды и крови травинки, она улыбалась, а кровь продолжала падать с ее губ на безразличный зеленый ковер перед особняком Варии. Очередная махинация не прошла бесследно: имен грозных мафиози не побоялись, и за ней пришли. Вызвали в ближайший лес и попытались убить. Она бежала, пыталась спасти свою жизнь, которая уже давно стала ей безразлична и была отдана иллюзионисту в плаще, но ничего не получилось. Ее нагнали недалеко от особняка и вонзили нож в живот. И еще. И еще. И еще… Но все действия имеют последствия, и так же, как она заплатила за свои, они расплатились за свои. Ужас сковал сердца нападавших раскаленными тисками, а крики разорвали звенящую тишину. Девушка упала, а мужчины бросились врассыпную, сходя с ума от ужасающих видений, посланным в их разум странным парнем в надвинутой на глаза шапке. Они убили себя сами. Просто чтобы не видеть этот ужас. Попытались выколоть ножами собственные глаза. Вайпер отомстил убийцам за хорошего работника,

не более. Ведь правда?.. Конечно же, он знал о ее махинациях, потому иногда и ронял в разговорах полезные советы, словно озвучивал ничего не значившую информацию, но он всегда говорил, что в бизнесе надо быть осторожным. А потому, уничтожив нападавших, он лишь безразличным тоном сказал: «Надо было быть осторожней и просчитывать варианты наперед. Ошибки в бизнесе неприемлемы». Она не сумела ответить — лишь прохрипела что-то, чего он так никогда и не понял. И продолжала смотреть на его фигуру, желая сказать лишь одно слово. Всего одно, за которое готова была отдать все деньги мира, лишь бы он услышал его… Но порой желание не осуществить, даже будучи владельцем всего золотого запаса мира, а потому ей оставалось лишь смотреть на него и ждать конца…

Сестра говорила ей, что любовь — это то, что заставляет тратить на себя слишком много денег. Ошибалась?..

Роняя на землю последние алые капли, девушка молчаливо радовалась тому, что он был с ней в эти финальные мгновения ее жизни, и думала о том, что умереть вот так — не самый плохой конец. С тех пор, как она встретила иллюзиониста, она пыталась на него равняться. С тех пор, как поняла, что он для нее важнее жизни, она сделала его своим идеалом, на который мечтала походить, но до уровня которого никогда не смогла бы дорасти. С тех пор, как она полюбила его больше чем то, ради чего существовала, она поняла, что хочет просто быть рядом, а остальное не важно, но это было возможно, лишь будь она хоть каплю похожа на него, и она продолжала стремиться к этому. Просто потому, что хотела кормить его лягушку, помогать в систематизации бумаг, приносить ему какао в кабинет по вечерам и слышать оброненные, будто случайно, полезные советы. Но для этого надо было быть сильной, трудолюбивой, упорной и бережливой, искать способы заработать и всегда понимать, о чем говорил Вайпер, когда давал экономический совет. И она махнула рукой на свое здоровье, продолжая работать лишь ради того, чтобы ее не уволили и не лишили возможности быть рядом с ним, оформила завещание на его имя, не желая тратить деньги на невозможное спасение и мечтая сделать ему хоть один-единственный подарок в жизни… или, вернее, уже после жизни. А ведь он знал и о завещании, и о том, что чем больше она себя нагружает, тем ближе конец. Почему не запретил так изводить себя? Корысть или?.. Ведь она всегда дарила ему то, чего купить он не смог бы ни за какие деньги. Заботу, внимание, тепло, искренние, чистые улыбки, нежный взгляд и какао каждый вечер, которое так помогало расслабиться и заснуть… Только сваренное ею какао: приготовь его кто-то другой, оно потеряло бы весь свой вкус. Ее упорство и верность, ее талант к бизнесу и решимость, которую ничто не могло сразить, заставляли его давать ей советы и продолжать просить приготовить ему горячий молочный напиток. А еще они заставляли его поддерживать ее в ее начинаниях, потому что он знал по себе, что когда трудиться не дают, не дают зарабатывать деньги и стремиться к своим целям, это ранит больнее ножа и уязвляет самолюбие похлеще, чем слова о твоей собственной слабости. И иллюзионист продолжал помогать, зная, что это ее убивает. Но ведь она и так была практически мертва, разве нет? Какая разница — днем раньше, днем позже? Главное, что она будет чувствовать себя нужной и сможет идти к своей мечте, но… Он ведь и правда не знал, что ее мечта выжить давно превратилась в мечту просто быть рядом с ним…

Вайпер говорил ей, что деньги решают всё. Он ошибался.

Сдавленно всхрипнув, она из последних сил приподняла руку и показала ему знак «победа». Он победил, она проиграла, но так и должно было быть. Простое поздравление с победой над ее убийцами. Простое поздравление с тем, что скоро он получит возможность уйти с поляны перед особняком. Простое прощание. Вайпер поджал губы и, подойдя к девушке, опустился на корточки рядом с ней на траву, залитую алой, соленой и свежей, дождевой влагой. Фантазма спрыгнула с его головы и прижалась к щеке девушки холодным боком. Лягушка не хотела отпускать ту, что любила ее и всегда дарила тепло и ласку… как и ее хозяин. Вайпер склонился над брюнеткой и пробормотал: «Я не делаю подарков, это расточительно. Но этот не будет мне ничего стоить. Единственный подарок». Замолчав, он медленно и словно неохотно стянул шапку и положил ее себе на колени. Фиолетовые волосы волнами рассыпались по плечам, а изумрудные глаза печально посмотрели на счастливо улыбавшуюся девушку. Ее окровавленные пальцы на секунду коснулись его щеки, вкладывая в этот жест всё ее тепло. Всю любовь, всю нежность… И он поймал ее руку, прижимая к своей щеке, а раны на ее теле вмиг затянулись, но даже иллюзии не спасут от смертельных ранений, которые уже забрали жизнь — он знал это с самого начала. Девушка обрела возможность говорить, которую не смогла бы купить ни за какие деньги, но получила, лишь подарив любимому иллюзионисту толику своей любви.

— Вайпер, я тебя люблю… Всегда любила… Прости меня, ладно? — прошептала она едва различимо.

— Ты слишком долго молчала, — пробормотал он. — Ты слишком хорошая актриса, что я ценил. Но главным должна была быть выгода.

— Нет… Главное — это ты, — улыбнулась она.

Иллюзионист хотел

было возразить, что так не должно было быть, что для него самым главным всегда были, есть и будут деньги, что ни на какие там «чувства» он бы их не променял, но… Он смотрел в любящие нежные глаза и понимал, что, возможно, когда тебя любят — это не так уж и плохо, ведь это дает то, чего купить он никогда бы не сумел. А потому он сказал совсем не то, что хотел. Сентиментальную чушь, которая всегда казалась ему пустой и нелепой.

— Сваришь мне еще какао после реинкарнации?

— Каждый вечер…

— Это обещание.

— Нет. Это договор. Мы ведь никогда не нарушаем договора, Вайпер…

Иллюзионист хотел было сказать, что есть договора, которые можно расторгнуть, но понимал, что этот ему расторгать не хочется, и потому он не будет расторгнут, даже если за его соблюдение придется платить. Нет, он не отдал бы за это все свои сбережения, как она, но боролся бы за него изо всех сил. Просто у его чувств всё же были измерители и ограничения. У чувств девушки их не было. А потому он промолчал, глядя в давно уже ставшие родными серые глаза и крепко сжимая ее ладонь. Еще секунда, всхрип и тишина. Тонкая хрупкая ладошка с мозолями на пальцах ослабела и безвольно повисла в руках иллюзиониста. Серые глаза, всегда пронзительные и яркие, подернулись мутной пеленой холода и отрешенности. Ему не нравился этот взгляд. Такой далекий, такой безразличный… Не её. Он закрыл ее веки и скрестил руки девушки на ее груди. Фантазма квакнула и запрыгнула на них, словно пытаясь разбудить любимую кормилицу, но этот сон — не иллюзия, и его не развеять. От него не пробудить и за все сокровища мироздания. Его не уничтожить даже поцелуем любви… Есть вещи, что важнее денег; есть вещи, что нельзя купить; за всё в этой жизни надо платить, и за «запах» денег в том числе; плата порой бывает слишком высока, и выгода ее не окупит; любовь не требует средств, она требует чувств; а деньгами можно решить далеко не всё. Вот только понимаем мы это всегда слишком поздно, когда приходит то, что не исправить уже ничем. Пустота. И остается лишь верить в реинкарнацию и ждать, вспоминая теплоту улыбки и аромат какао, который в этой жизни пить уже не будешь. Ведь вкус будет совсем не тот. И кто знает, возможно, когда-нибудь, столетие спустя, мужчина с фиолетовыми волосами и лягушкой на плече встретится с девушкой с серыми глазами и любовью в душе. Что он скажет ей? Узнает ли, пройдя через смерть и возрождение?.. Узнает. Потому что человек, чье имя переводится как «Гадюка», всегда исполняет договора, которые не хочет разрывать…

========== Сладкий танец на углях (Закуро) ==========

Комментарий к Сладкий танец на углях (Закуро)

Рейтинг в данном драббле поднялся до NC-17 из-за сцен жестокости (постельных сцен здесь нет). В следующих главах рейтинг вернется в норму, но сейчас не совсем адекватный разум Автора выдал это. Приношу свои извинения тем, кто не приемлет сцен жестокости. А также в жанры прокрались «мистика» и «мифические существа». Спасибо всем, кто читает этот сборник! И отдельное спасибо Rish-Roshe за вычитку этой главы)

Холодный воздух был пропитан давящим металлическим запахом. Под ногами хрустел черный, похожий на пепел песок. Вечная ночь царила в небесах, освещенных луной. Кроваво-алой. Безразличной. Спокойной. Ветра не было давно — миллионы лет, с самого начала, с момента появления этого странного места. Мира, не связанного ни с одним другим и объединяющего их все. Мира Смерти. В безразличном Аду царила полная багряная луна, пугающая холодом пустота и давящее чувство беспросветного одиночества. И даже стоны душ, что мучились в кипящей лаве, бурлившей в кратерах вулканов, укрытых черным пеплом, не могли породить звук. Потому что песок, пыль, пепел — назови это как угодно — поглощали любые шорохи. Просто чтобы помучить грешников чуть больше. Они ведь это заслужили — так сказали весы, взвесившие черные и белые деяния их жизней.

Возле одного из кратеров стояла женщина. Черные волосы, струившиеся по плечам шелковым водопадом, почти касались пепла. Почти. Ведь его лучше было всё же не трогать — ни единой клеткой организма. Тонкие длинные белые пальцы венчали черные когти. Острые. Опасные. Похожие на бритвы. Черное платье, подолом скользившее по пеплу, облегало стройную фигуру — тонкую, хрупкую, изящную. Полные алые губы искривляла надменная, жестокая, беспощадная усмешка. Эти губы не умели улыбаться. Они портили ледяной ухмылкой идеальное лицо с мраморно-белой кожей и чуть заостренными чертами. Глаза, цвета крови, огромные, манящие, сжигающие дотла, внимательно смотрели в центр кратера. На того, кто наслаждался купанием в лаве.

— Закуро, знаешь, — прошелестели алые губы, не стараясь скрыть интерес в голосе, и магия адского существа заставила звук пробиться к ушам пленника. Она просто хотела с ним поболтать. Ведь она знала: он не будет стонать, не достигнет его голос ушей других грешников, как и ее собственный — тихий, вкрадчивый, — ты всё же очень любопытный экземпляр. Мне такие еще не попадались. Миллионы лет я пытаю грешников, и все они ломались — рано или поздно, но абсолютно неизбежно. А ты не ломаешься. Почему?

— Потому, глупая девица! — усмехнулся аловолосый небритый мужчина с грубыми чертами лица, чье тело нежно ласкала лава. Пламенно. Больно. Жестоко. Но абсолютно бесполезно…

— А конкретнее? — усмехнулась демонесса. — Ты ведь чувствуешь боль, я знаю. Вижу. Но ты умеешь ее терпеть. Да, болевой порог безумно завышен, но почему ты не сдаешься ни от каких пыток? Здесь, в моем мире, не действуют законы вашего. У тебя нет ни Пламени Предсмертной Воли, ни толстокожести, ни регенерации вашего мира — ничего. Ты дух, которому дали временное тело. И ты как все. Но ты терпишь. Почему?