Верь
Шрифт:
— Знаешь, а ты очень сильный. Все остальные оборотни больше часа пыток электричеством не выдерживали. У нее вообще после второго разряда сердце остановилось.
Тварь. Он смеется, следит за мной, за каждым движением, реакцией на мои слова. Хочу бить его об эти прутья, пока не превратится в мясо, и не пролезет сквозь решетку. Не дышу, не вижу его, хотя взгляд направлен в его сторону. Должен защитить ее, моё спокойствие — ее защита, ещё несколько дней, и все это закончится. Нужно больше сил что бы выбраться отсюда, пока что все что могу, не видать привязанность к ней. Но потом я буду убивать его долго, именно я, а не зверь.
— Она ведь хороша, да? — он улыбается отвратительно. — Эта грудь, попа… м-м-м… Сколько бы я ее не трахал, она все ещё сопротивляется, а потом долго плачет, думая, что никто не слышит.
Раньше
— Правда же она такая красивая, когда плачет? — издевательски ухмыляется. — Особенно если при этом сосёт мой…
Я не смог сдержаться, из-за боли реакция слегка затормозила, но в живот тварь получила знатно. Под кулаком треснули ребра, и я попытался проломить ему череп, но не получилось. Появились другие охотники, они оттащили нас друг от друга. Избили меня хорошенько ногами, пока эта тварь не приказала остановиться. Почти не вижу, дышу только ртом, меня хватают под руки, но заставить стоять на ногах не могут. Взбешенный охотник схватился за пистолет и приставил его к моему лбу.
— Вот скажи мне, альфа, — лживо ухмыляется, — почему именно она?
Его голос не дрожит, как и руки, сжимающие пистолет, взгляд холодный и расчётливый, но вот слух меня не подводит, сердце надрывно бьется, выдавая его с головой.
— Потому, — выплевываю кровь ему под ноги, — что моя.
Он бросается на меня, пока его дружки меня держат, что бы не мог дать сдачи и бьет, пока сломанные ребра не дают о себе знать. Охотники уходят, свет гаснет, и я закрываю глаза и сжимаю зубы, хочется кричать от собственного бессилия, рвать на себе волосы и сдирать с себя кожу, причинить себе боль, куда сильнее той, что уже ощущаю. Сердце надрывно бьется в груди, а затем останавливается, когда понимаю, что она дома. Это ни запах, ни звук ее голоса, а ощущение тепла в груди, как только она появляется рядом, пускай нас и отделяют стены. Я слышу, как она нарочно медленно топает возле двери в подвал по утрам, задерживается на кухне и читает в голос книги. Наверху начинается возня и я никак не могу услышать ее голос среди остальных голосов. Что-то взрывается, заставляю себя подняться и сесть, не обращая внимания на боль и прислушиваюсь. Где-то наверху разносится шум, и он все приближается, всматриваюсь в потолок, но не могу ничего разобрать, пока не слышу, как кто-то бьет по металлу. С потолка сваливается какая-то металлическая крышка вместе с человеком, что ее выбыл.
Даша.
Хватаю ее за плечи и прижимаю к себе, крепко, но бережено, обнимаю прикрыв глаза и глупо улыбаясь, когда она делает так же после судорожного вздоха. Маленькая такая, плачет держась за меня крепко, словно ребёнок. Мне сложно представить, что она вынесла за эти месяцы, я хочу спросить, но понимаю, что не стоит, только прижимаю ее крепче к себе, пытаюсь хоть немного успокоить. Успокаивается, но почти сразу прекращает обнимать и пытается отстраниться, чем почему-то пугает меня в разы больше, чем если бы сейчас вошли охотники. Удерживаю ее за плечи, понимаю, что не должен этого делать, но наклоняюсь к ней и прислоняюсь лбом к ее лбу. Господи, как же хочется ее поцеловать, но губы разбиты в кровь, и я так боюсь ее спугнуть. Стираю с ее лица слёзы, словно могу стереть не только их, но и все плохое, что произошло с ней. Нежно касается моего лица, но я убираю ее руки, чтобы не пугать. В отличие от нее я все вижу. Каждую ее эмоцию, как и чувствую нежность, с которой она проводит по моей руке, осторожно касается простреленного плеча, накрывает его ладонью и судорожно вздыхает, ей больнее чем было мне из-за выстрела. Даша все же отстраняется, просит прощения, хотя это я должен просить, спрашивать, как она себя чувствует. Ее сердце так бешено стучит в груди, что боюсь за нее, пытаюсь успокоить
Я думал, что может одна девчонка против целой армии охотников? Ее план казался мне бредом, но я согласился на него, чтобы ей было спокойней. Никогда не видел ее такой целеустремленной, никогда так явно не ощущал, что она что-то от меня утаивает. Жаль я понял, что, только когда это уже случилось. Она нарочно падает с моих рук, когда ловлю ее с люка, а затем в испуге вырывается и отшатывается назад, когда беру ее за руку. Запах, он слишком сильный. Это не просто запах от одежды, это его запах, запах его похоти. Она дрожит всем телом, вздрагивает ещё сильнее, когда пытаюсь подойти ближе, потому останавливаюсь. Я вижу ее разбитые губы, побитое лицо, следы на шее, сломанные ногти. Даже одежда на ней его, пускай и стиранная. Его слова… ее не сломали. Не знаю, что мне делать, хочу обнять, но понимаю, что не имею права. Боюсь напугать ещё больше, боюсь, что эта тварь и правда ее сломала. Я тот, из-за кого она пошла на подобное, все произошло из-за меня. Все с самого начала испортил я, если бы мы просто поговорили, все бы сложилось иначе. Если бы просто сказал, что дурацкий план не подходит, Даша все равно сделала бы все по-своему, потому что ничего не могу сделать. Я не могу ее спасти. Это она спасает меня, в который раз, а я только все порчу.
***
Закрываю глаза, чувствую, что злюсь, но ничего не могу поделать, ведь злюсь на себя. Все молчат, если Марго потому что не хочет отвечать на вопросы, то Михаил и Юра потому что, нечего сказать. Действительно, а что говорить, когда мы в полной… Чёрт! Сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в ладони, я слишком быстро завожусь в последнее время, чуть что и превращаюсь. Жить со зверем и так невыносимо, но как оказалось может быть и ещё хуже, если женится и твоя жена зале…
Ванька высадил дверь в мою комнату ногой, слегка разукрашенный и в очень плохом настроении, ещё бы, я его совсем недавно утихомирил. Ну, Дашка блин, напридумывала себе навесь что, братца на меня натравила, прямо как в старые добрые времена. Жалко меня от этих старых добрых времен воротит, хотя ее ревность довольно приятна.
— Ты чего к моей жене полез? — рычит мнимый рогоносец.
— Может с этого вопроса и надо было начинать, а не кулаками махать? — иронизирую, открывая глаза и вздыхая с разочарованием.
— Я тебя уже спросил, так что отвечай! — он только теперь оглянул комнату и задал ещё один резонный вопрос. — А чего Марго связали?
— Вот и мне интересно, чего меня связали? — встревает эта горе шпионка и я натужно вздыхаю.
Вот честно, от женщин одни проблемы! Поднимаюсь с кресла и самолично ставлю выбитую дверь на засовы. Этажом ниже Даша в кабинете, ещё не хватало что бы она нас услышала. За ней конечно Димка приглядывает, но мало ли, от нее всего можно ожидать. Додумалась же, пить в таком состоянии, да и вообще наше возращение ее идея.
— Твоя жёнушка в моей стае, ты не забыл? — чуть не срываюсь на него. — Вы поженились, только потому что я так сказал, так что закрой рот и не действуй мне на нервы и так проблем хватает!
— Это ты про ребёнка? — с сарказмом выдает Петров младший присаживаясь на мой стул.
И этот все знает, прекрасно чёрт побери! Благодаря нюху все всё знают! Кривлюсь, имитируя улыбку, потому что ни капли не смешно!
— Кто тебе сказал? — интересуюсь в недобром расположении духа.
— Папаня мой, — рычит недовольно Ванька. — Вот на какой чёрт ты мне рассказал, что он мой отец?
— А что, лучше, что бы ты от него узнал, по его версии событий? — не удерживаюсь от сарказма. — Слышал я что он тебе плел, про сестру, что как дочка, и мать твою тааак любит… Прямо тёща меня.
— Это ты сам виноват, нечего отношения с тёщей ещё до брака портить, а теперь не ной. Мои новые родственнички нас с женой вообще убить пытались, видите ли простой бета в роли зятя им не по вкусу.
— Парни, а вам не кажется, что сейчас не подходящее время для посиделок женатиков? — вставляет свои пять копеек Юрка.