Вера и рыцарь ее сердца

Де Ланге Владимир

Когда Альфонс, улыбаясь своему прошлому, широко распахнул ворота своего дворика, его встретили с раскрытыми объятьями родители и друзья. Деревянный стол в старой беседке, возле опустевшей детской игровой площадки, был накрыт для праздника. Давно так дружно и весело не гуляли соседи, только поздним вечером они разошлись по домам.

Провожая сына домой, Мария сказала ему свое заветное желание, что младенца положено крестить, чтобы он рос под божьей защитой. Альфонс успокоил маму, пообещав на крестины пригласить всех родственников и маминых соседей, а после праздник Мария, стоя на коленях в себя в спаленке, каялась в молитве за то, что недолюбливала свою невестку, которая через годы родила им их первого внука.

В

ночь перед крестинами Альфонс долго не мог уснуть. Жена и сынок мирно спали в детской комнате, а он сидел на балконе и курил самокрутку.

– Мама говорила, что в церкви служит теперь новый пастор и ему прислуживает молодой дьякон, который сменил старого, – думал про себя Альфонс. – Это хорошо.

Именно из-за старого дьякона он еще подростком перестал ходить в церковь. Слишком много зла причинил Альфонсу этот божий человек.

Мальчиком Альфонс учился в школе при местной католической церкви. Учился он неплохо и ходил в школу с удовольствием. Каждое воскресенье ученики должны были приходить в церковь на утреннее богослужение, на котором многие из его товарищей засыпали с первой молитвой «Аве, Мария».

Отец Альфонса в церковь тоже не ходил, он так уставал за неделю тяжелого труда, что ценил воскресное утро, как единственную возможность выспаться и побыть с семьей, чтобы потом всю рабочую неделю трудиться до седьмого пота, а его мама не чувствовала себя грешной, когда вместо службы в церкви, сидела рядом с любимым мужем пила утренний кофе и рассказывала ему о недельных новостях семьи и двора, но сына в церковь отправляла, так как этого требовали в его школе.

Альфонсу было на руку, что его родители не посещали воскресные богослужения, потому что в конце службы пастор выставлял перед лицом прихожан провинившихся учеников. В этом позорном строю нередко стоял и сам Альфонс. Этого родители не знали, и не должны были узнать.

– Эти негодные мальчишки поставили капканы на кроликов в угодьях барона! – говорил дьякон на воскресном служении, указывая на построенных в шеренгу ребят, словно они были исчадьем ада, – Когда дети совершают грех, за них будут гореть в аду их родители! Но уважаемый барон простил их! Давайте молиться за нашего барона, который имеет желание поправить крыльцо в нашей церкви! – распинался перед прихожанами дьякон, а уважаемый барон, сидевший перед алтарем в первых рядах, покачивал довольно головой. И никому из верующих не было понятно, что означает это его покачивание. Этого никак не мог отгадать и сам старший дьякон, который за день до богослужения ужинал с бароном и его семьей и обещал ему пожурить негодных ребятишек, промышляющих в его угодьях.

– Бойтесь! – обращался в конце службу дьякон, обращаясь к понурым ребятам и их родителям, – Ибо грешники будут гореть в аду!

Его слова подхватывало эхо, и всем сидящим в церкви становилось страшно.

Иногда, старший дьякон, высокий и худой, как жердь, приходил к неуправляемым шалунам домой и требовал от их родителей жестких воспитательных мер, приходил он и в дом к Альфонсу. Мария угощала сердитого дьякона чашечкой кофе и в согласии с ним покачивала головой, слушая его рассуждения о том, что ее сын – «очень грешный мальчик» и что «его место непременно будет в аду». После таких посещений подслеповатые глаза Марии еще больше слезились, но она почему-то не наказывала сорванца-сына, а только благодарила Бога, что этих страшных слов священника не слышал ее муж. Такое поведения матери маленький Альфонс понять не мог. Мама не ругала его за кроликов, которые попадались в его ловушки. Она варила из них суп, которым кормила свою семью и старенькую соседку, пока та была жива.

Сколько себя Мария помнила, леса вокруг города были общими, и все соседи варили очень вкусный суп из кроликов, пойманных в этих местах, потому что иначе, расплодившиеся кролики причиняли ущерб земледельцам и садоводам.

Альфонс

тоже не сильно обращал внимания на слова дьякона, пока тот не стал его злейшим врагом. Необычное событие случилось с Альфонсом в последний его обучения в школе, которое перевернуло его представление о себе и о жизни. В класс, где учился Альфонс, пришла новенькая девочка, ее звали Рахель. Что-то загадочное было в девочке, она была робкая и пугливая, как воробышек. Альфонсу очень хотелось обратить на себя ее внимание, и на большой перемене он смело подошел к Рахель, протянув ей еще неспелую грушу, ту которую он сорвал в саду барона. Правду сказать, вовремя этого похода он порвал брюки, когда они с ребятами убегали от баронских злых собак, перепрыгивая через колючие кусты дикой малины и перелезая через забор, но эти дырки мама заштопала так, что их почти не было видно.

Протягивая зеленую грушу девочке, Альфонс боялся посмотреть в ее глаза, но девочка тоже побоялась взять грушу в свои руки. От растерянности Рахель подняла на него свои иссиня-черные глаза, и Альфонс утонул в них безвозвратно. От «утопления» его спасла та же груша, которая вдруг выпала из его руки и закатилась под шкаф, стоявший в углу классной комнаты. Пока Альфонс поднимал грушу и с усердием вытирал ее о свои штаны, девочка стояла рядом, с любопытством смотрела на необычного паренька и молчала. Потом она робко взяла грушу, предложенную ей Альфонсом, и улыбнулась. Чтобы опять не захлебнуться от счастья, глядя в ее бездонные глаза, мальчик выбежал на игровую площадку и стал изо всей прыти гонять по футбольному полю мяч. Мяч не выдержал лихости футболиста и влетел в окно директора, вдребезги разбив оконное стекло. Проныра дьякон тут же записал Альфонса в список штрафников.

В следующее воскресенье Альфонса снова поставили в строй провинившихся за неделю сорванцов. Рахель была на этой воскресной службе, и мальчик ловил на себе ее удивленно вопросительный взгляд. Наверное, она не могла понять, хороший он мальчик или плохой. На этом оборвалась столь неудачно начавшаяся дружба. Альфонс жестоко боролся со своей влюбленностью, хотя именно эта неразделенная мальчишеская любовь давала ему надежду на будущее счастье.

Альфонс ждал времени, когда он пойдет работать и пригласит черноглазую Рахель в кино, обнимет ее тонкие плечи и погладит ее смолянистые волосы, а потом они будут вместе смотреть приключенческий фильм про индейцев. Мальчик мечтал, что построит для нее большой светлый дом, с позолоченной черепицей на крыше, а девочка каждое утро будет стоять на пороге этого дома и провожать его на работу своей удивительно прекрасной улыбкой. Осталось только подождать, когда он станет взрослым и начнет работать. Что-что, а ждать Альфонс умел.

Но вышло все, не так, как обещалось. Рахель была приглашена в услужение к барону. Сначала она помогала на кухне, потом была определена в младшие горничные. Старший дьякон очень гордился своей службой барону: он поставлял ему красивых невинных девиц, которые имели нужду в заработке. Семья Рахель состояла из трех женщин, и нее на попечении были больная мама и старенькая бабушка. Рахель искренне обрадовалась приглашению на работу к самому барону и поблагодарила старшего дьякона местного прихода за участие в ее судьбе.

Вскоре Рахель, в дамской шляпке с вуалью, сидела во втором ряду на воскресных службах в церкви, сразу за уважаемым семейством бургомистра, рядом с бароном, и его высокомерной женой. Во время богослужения девушка не поднимала своих печальных глаз, спрятанных под тяжелыми черными ресницами. Альфонс к тому времени перестал ходить в церковь, и его горячий взгляд больше не согревал робкое и страдающее сердце девушки. Потом она стала собственностью барона – за это он кормил ее саму, ее маму и бабушку. Барон был очень доволен послушной нежностью Рахель и отблагодарил старшего дьякона бочонком французского вина.