Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов"
Шрифт:
— Бес, наш информатор. Так у него вообще идиотская и бессмысленная смерть — гадюка его ужалила. Перед этим его друг погиб на минном поле — все, что от него осталось, можно было в пакет собрать! Мать моя женщина! — Кэно с возмущением харкнул на палубу. — Да я тоже хорош. Поперся туда, решил молодость вспомнить — теперь вот без глаза остался.
Биннак с сочувствием покосился на окровавленную повязку на лице анархиста.
— В Германию тебе ехать надо, Кэно, — посоветовал он. — К этому доктору Генриху Вайнеру. Он-то тебе поможет.
— Да
— Вайнер никогда не говорит: «Невозможно», — настойчиво продиктовал пират. — Он-то в свое время тебя на ноги поставил, когда все говорили: «Ничего невозможно сделать».
— Тогда, старина, все было намного проще… Да что с этим париться? Это не смертельно. Можно жить и с одним глазом…
Биннак положил руку на плечо Кэно и предложил ему пройти за остальными:
— Давай выпьем — помянем моего сына да твоих соратников…
Анархист резко развернулся и зыркнул на него — как выстрелил:
— Старик, пить нужно за живых, а мертвых оставь в покое, — сердито приказал он. — Мы-то живы.
— А ты, поди, все воюешь за свою анархию? — поинтересовался пират.
— За нее родимую! — Кэно горестно приподнял брови и усмехнулся. — Я помру за нее!
Биннак глядел на него с тревогой.
— Помереть всегда успеешь, а пожить?
Террорист свысока посмотрел на него, как на ненормального.
— Опять ты за свое, старина?! — он снисходительно покачал головой. — Ты же бандит, грабитель и вымогатель, а так простодушен! Пойми, старина, мне нравится моя жизнь!
— Как знаешь, — согласился Биннак. — Главное, чтоб жалеть после не пришлось…
Кэно не взял эти слова во внимание. Его задумчивый взгляд скользил по линии горизонта, где гладь океана сливалась с безоблачным небом. Такое спокойствие и пустота навеивали скуку и тоску…
— Черт с тобой, кэп! — плюнул на беседу Кэно. — Пойду к своим.
— Не торопись, Кэно, — задержал его тот. — Просьба есть к тебе.
— Что за просьба, Биннак?
— Не говори Джоле о смерти Кибрала, пожалуйста, — шепнул капитан на ухо лидера «Черных драконов».
Кэно глянул на него с безразличием, на его лице читалась усталость.
— Это тебе решать, старик, что говорить своей дочери. Я пошел.
— Ты смотри нас не забывай! — крикнул пират вдогонку террористу.
Кэно обернулся. Он утомленно улыбался.
— Ага! Забудешь тут вас, после всего! — бросил он. — Удачи, кэп!
Биннак махнул ему рукой вслед и уставился на спокойную воду.
Около полугода прошло после рейда анархистов в Афганистан. Кира стала полноценным членом клана «Черный дракон», Кэно взялся лично обучать ее рукопашному и ножевому бою. Она сильно изменилась после приезда в США, похорошела. Теперь на ее плече красовалась черно-красная татуировка в виде герба клана. Кира любила сочетание этих цветов: носила черные военные ботинки, красные брюки, черный кожаный топ и красную жилетку. Одежда прекрасно
Джарек все-таки уболтал главаря смотаться в Германию к Генриху Вайнеру — хирургу с мировым именем.
— Ты знаешь, я никогда не говорю: «невозможно», — еще раз повторил ему Генрих. — Только на разработки уйдет не один год.
— Я никуда не спешу, — отвечал Кэно.
Вожаку оставалось только покорно ждать.
Весенним вечером Кэно сидел на пороге и смотрел на закат. Кира пристально вглядывалась в его лицо, и он почувствовал этот навязчивый взгляд.
— Что, не нравятся шрамы? — спросил он.
Теперь Кэно носил на правом глазу черную повязку, из-под которой расходились глубокие, пугающего вида рубцы, уродующие правую половину лица. Но Кира была другого мнения:
— Отчего же? Тебе идет. Ты на пирата похож.
Кэно горестно приподнял брови:
— Нам, анархистам, импонирует пиратская любовь к свободе. У меня в комнате висит «Веселый Роджер». Некоторые думают, что и ножи у меня похожи на пиратские…
— Чего ты хочешь?
— В жизни — создать анархическое государство. Конкретно сейчас — есть.
Кира ненадолго ушла и принесла тарелку плова. Анархист достал из-за пояса нож и приступил к ужину. Кира наблюдала за ним с каким-то угнетением и тоской.
— Будем ругаться с тобой, Кэно, — сказала она.
— Почему это вдруг?
— С ножа ешь — значит, драчливая натура.
Кэно усмехнулся.
— Да ладно, детка, я с детства еще так привык. Хотя, отрицать не буду — драться я люблю. Но драться буду не с тобой.
Кира грустно взглянула вдаль.
— Просто странно как-то: у меня на родине плов руками едят.
Кэно поднял на нее взгляд, их глаза встретились. Анархист сразу понял по ее печальному отчужденному взору — она скучает. Воинственный, живущий традициями предков Афганистан… Теперь он далеко. Так трудно привыкнуть к мысли, что она, Кира, уже не вернется назад. Никогда.
— Скажи, детка, а почему ты сражалась за моджахедов, если тебе хотелось свободы? Это ведь была война не за свободу, а за диктатуру самих себя. Тем более, ислам угнетает права женщин. На кой черт тебе это было надо — переодеваться в мужчину и воевать на «священной войне»?
— Это была война за мой дом, моих братьев, мою веру. Я не собиралась после гибели моей семьи сидеть и ждать, когда коммунисты установят на наших землях свою проклятую власть! Да, я выбрала меньшее из двух зол, но это был действительно джихад, — Кира сложила руки и взглянула с надеждой в небеса, — Аллах, храни моих братьев и мою страну!
Кэно взглянул на нее с восхищением и уважением.
— Это я и хотел услышать. Знаешь, детка, в феврале этого года из Афганистана ушел последний советский солдат. Из твоей страны вывели войска!