Верить и видеть. Искусство соборов XII–XV веков

Рехт Ролан

Св. Фома считает, что таинства обладают тройственным символизмом:

• напоминание о Страстях;

• явление благодати;

• преуготовление к будущей славе.

Евхаристия предполагает явление тела Христа через хлеб.

Тело обладает и реальным существованием, и символическим значением: оно – знак единения христиан в Церкви и напоминание о Страстях. Преломляемый в момент причастия, Христос есть символ будущей совершенной радости в Боге, уготованной на небесах.

Итак, около 1200 г. желание видеть ощущается все сильнее. Демонстрация гостии впервые описана в соборном статуте епископа Парижа Эда Сюллийского (1196–1201): «На Тот, Кто прежде: взяв гостию в руки, священники не должны сразу поднимать ее высоко, показывая всем собравшимся, но пусть как бы держат на груди до слов Сие есть Тело Мое (Мф. 26). Тогда пусть поднимают ее, чтобы все могли увидеть».

Будто побуждая верующего к созерцанию гостии, Гильом Овернский говорил, что Бог внимает мольбам того, кто смотрит на тело Христа. В 1230–1240 гг. некоторые богословы,

продолжая его рассуждения, высказывали опасение, что созерцание гостии может заменить само причастие. Но францисканец Александр Гэльский отвечал им, что евхаристической пище, духовной прежде всего, подобает чувство, наименее связанное с материей: зрение. Тогда многие верующие даже бегали из храма в храм, чтобы увидеть Тело несколько раз на дню.

В XIII в. несколько церковных соборов, следуя примеру парижского диоцеза, предписывают демонстрацию гостии сразу после пресуществления, «чтобы ее можно было увидеть» (ita quod possit videri). В предшествующем столетии Петр Кантор († 1197) считал, что о присутствии Тела в хлебе можно говорить лишь после слов «Се чаша» (hic est calix). Согласно Эду Сюллийскому, священник не должен поднимать гостию при словах «Кто прежде» (Qui pridie), напротив, в этот момент он должен был спрятать ее на груди. Он показывал ее только после слов «Сие есть Тело Мое» (Hoc est corpus meum). Действительно, начиная с середины XII в. гостию поднимали в момент освящения, что могло иметь опасные последствия: некоторые верующие могли поклоняться гостии до того, как она становилась Телом, впадая в грех идолопоклонства. Согласно Петру Кантору, пресуществление происходит только после освящения вина. Фома, Альберт Великий и Александр Гэльский настаивали на том, чтобы гостия поднималась до демонстрации. Позже литургисты разработали целый ряд обрядов, позволявших лучше видеть поднятие гостии: возжигание свеч или, в монастырских церквах, открывание дверей хора (т. е. jub'e [20] ). Кармелиты рекомендуют избегать сильного каждения, чтобы дым не скрыл гостию. Известно было также использование цветных занавесов, которые подчеркивали ее белизну.

20

Этот термин, восходящий к первым словам литургического возгласа «Jube, domine» (Прикажи, владыко), обозначает западную стену преграды, скрывавшей хор от прихожан и выделявшей особое пространство внутри центрального нефа. Поскольку адекватного русского термина не существует, а «амвон» может лишь запутать читателя, мы решили сохранить его французское написание. – Примеч. пер.

Пример гостии показывает, насколько важно было богословам предупредить об опасности дополнительной демонстрации. В теории Эда Сюллийского гостия, пока она не освящена, всего лишь знак (signum). Как только она становится Телом, знак не меняет доступного чувствам облика, но меняет значение. Взгляд собравшихся призван засвидетельствовать превращение субстанций в Тело и Кровь. Поднятием доказывается, что Боговоплощение действительно произошло, тем самым призывая к поклонению. Бертольд Регенсбургский († 1272) толковал демонстрацию трояко: «Вот Сын Божий, ради тебя показывающий свои раны Отцу; вот Сын Божий, который ради тебя был подъят на крест; вот Сын Божий, который придет судить живых и мертвых».

Однако помимо этого только что описанного нового обряда освящения у верующих не было иной возможности видеть Дары. Лишь позже они будут выставляться на всеобщее обозрение вне мессы, что засвидетельствовано сначала в Германии, Швеции, Ливонии. От XV в. дошло упоминание дарохранительницы с хрустальной дверцей из Луго (Галисия).

Гостия, освященная и не освященная, на протяжении XIV в. обычно выставлялась в дарохранительницах. Известно, что в 1333 г. в цюрихском соборе хранился «кристалл Христа» (cristallus Christi), а в 1340 г. в Трире упомянута «пиксида, в которую помещено преславное Тело Господне, из хрусталя и позолоченого серебра, украшенная бесподобно сработанными фигурами трех крылатых ангелов по кругу, священника внутри и кивория на вершине». Некий страсбургский каноник уже в 1304 г. упоминал в своем завещании «дарохранительницу из хрусталя и золоченой меди» (unam monstratiam cristallinam cum cupro deaurato fabricatam). В 1324 г. архиепископ реймский Робер де Куртре подарил своему собору золотой крест, украшенный драгоценными камнями и хрусталем в середине, позволявшим показывать гостию.

Сохранились и сами предметы подобного рода, относящиеся к такому раннему времени. Одна украшенная сиенской эмалью дарохранительница на ножке, из австрийского монастыря, датируется 1310–1320 годами. Текст «Agnus Dei» на ней не оставляет никаких сомнений относительно ее предполагавшейся функции. Первоначальный облик несколько изменен из-за утраты части цоколя. В сокровищнице базельского собора хранится дарохранительница, изготовление которой можно отнести ко времени около 1330 г.: шестнадцать медальонов из прозрачной эмали прекрасного качества служат рамкой для хрустальной витрины, внутри которой вертикально ставился диск с прикрепленной к нему гостией. Во Флицларе есть позолоченная серебряная дарохранительница второй четверти XIV в. с надписью на ножке «Агнец Божий, взявший грех мира, помилуй нас» (Agnus Dei qui tollis peccata mundi, miserere nobis). Эта фраза в тексте освящения следовала за «Сие есть Тело Мое».

Догмат о реальном присутствии тела Христова установился довольно поздно и несомненно изменил религиозную практику, если не саму религиозную ментальность, не только верующих мирян, но и клира. Вот в каких выражениях епископ Линкольнский Роберт Гроссетест обращался к бенедиктинцам из аббатства Питерборо:

«В ваших монастырях…благодаря таинству евхаристии царь небесный пребывает не только в своей божественности, но и в истинной телесной субстанции, приданной Ему Девой Марией» (non solum per divinitatem, sed in sacramento eucharistiae per veram carnis substantiam) [21] . Ранее всего почитание евхаристии развилось в женских монастырях. Среди мирян оно распространилось много позднее. Объяснение этому отчасти можно видеть в том, что большинство церквей было закрыто для верующих вне часов мессы по крайней мере до середины XV в., так что в 1204 г. епископу парижскому пришлось запретить закрывать собор днем. Такая ситуация лишь изредка позволяла показывать гостию и объясняет, почему прелаты требовали ее выставления напоказ хотя бы в то время, когда верующие допускались в храм.

21

В «Rationale» Гильома Дюрана говорится, что «ларец (capsa), в котором хранятся освященные гостии, означает тело преславной Богородицы… Иногда его изготавливают из дерева, иногда из слоновой кости, серебра или хрусталя. Различные материалы соответствуют различным проявлениям благодати в Теле Христовом».

Реальное присутствие Христа в Церкви глубоко изменило восприятие верующим человеком религиозного пространства. Идею Небесного Иерусалима должен был потеснить новый опыт, доступный здесь каждому: воочию убеждаться в присутствии божества. Это новшество в полной мере отразилось во фразе францисканского хрониста XIV в. Иоанна Винтертурского: «Евхаристия – это таинство, в котором сосредоточено все благочестие современного человека» (in quo maxime dependet devotio modernorum).

Святой Франциск и свидетельство воочию

Известно, что учение св. Франциска сыграло значительную роль в этом росте визуальности. Святой из Ассизи хотел напомнить людям о главном: евхаристии и Евангелии. Относительно евхаристии достаточно процитировать «Наставления», чтобы удостовериться в том, что св. Франциск центральное значение придавал свидетельству воочию: «Господь Иисус сказал своим ученикам: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу иначе, как только через Меня. Если бы вы знали меня, то знали бы и Отца Моего; и отныне знаете Его и видели Его. Филипп сказал ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и вы еще не знаете меня? Филипп, видящий меня, видит и Отца моего (Ин. 14,6–14,9). Отец пребывает в неприступном свете, Бог есть дух, и никто никогда не видел Бога. Поскольку Бог есть дух, Его можно видеть лишь в духе; ибо дух животворит, а плоть ничему не служит. Но Сын, поскольку равен Отцу, не может быть увиден иначе как Отец, иначе как Дух Святой. Все те, кто видели Господа Иисуса Христа, как видят люди, не видя и не веря, согласно Духу и согласно Богу, что он есть истинный Сын Божий, те прокляты. Точно так же все те, кто видят таинство в теле Христовом, освященном словами Господа на алтаре, лежащем в руках священника в виде хлеба и вина, и при этом не видят и не верят, согласно Духу и согласно Богу, что это действительно святейшее тело и святейшая кровь Господа нашего Иисуса Христа, они прокляты свидетельством Всевышнего, сказавшего: Сие есть тело мое Нового Завета, Тот, кто ест мою плоть и пьет мою кровь, обладает жизнью вечной». И далее: «Подобно тому как Сын Божий явился святым апостолам истинно во плоти, точно так же он является нам в освященном хлебе. И как телесными очами они не видели ничего кроме тела, но верили, что видят Бога, созерцая Его очами души, так же и мы, видя хлеб и вино телесными глазами, должны видеть и твердо верить, что это Его святейшее тело и Его живая и истинная кровь».

Второе, чего искал св. Франциск, это сделать зримой евангельскую парадигму: живя открыто, на публике, святой подражал жизни Христа. Большее значение он придавал действиям, чем словам. Imitatio, подражание Христу придало этому поведению структуру, тем самым само став моделью для imitatio. Свидетели его пастырского служения – Фома из Челано и св. Бонавентура – написали его жития, другие были еще живы, когда была начата роспись церкви Сан-Франческо в Ассизи.

Корректировка, приспособление образа Беднячка к нуждам папской идеологии стали неизбежным следствием. Не впадая в крайности в противоположных оценках объективности «Первого жития» Фомы из Челано, следует напомнить, что оно было заказано автору папой Григорием IX в июле 1228 г., накануне канонизации Франциска, и, следовательно, написано уже под влиянием идеологии Рима. Житие, принадлежащее перу св. Бонавентуры, сочинение прежде всего полемическое, предназначенное для опровержения аргументов парижских богословов и спиритуалов. Генеральный капитул ордена в 1266 г. принял решение, что «Житие» Фомы устарело, и единственным официальным текстом назвал сочинение Бонавентуры. Церковь освятила этот выбор, назвав автора «Серафическим доктором», духовным сыном «Серафического святого», ибо, согласно утверждению одного экзегета францисканства, «св. Франциск указал путь возвращения к евангельской жизни, а св. Бонавентура – к евангельскому знанию».