Veritas
Шрифт:
И в этот миг тени прошлого окутали мои воспоминания, все слилось в непонятную магму: я попытался выглянуть из корабля, чтобы найти надпись на башне; корабль качнулся от сильного порыва ветра; я потерял равновесие; аббат Мелани, стоявший рядом со мной, снова сел на палубу корабля; я оперся на локоть и только благодаря этому не вывалился наружу. Бесконечны были эти секунды, когда я смотрел вниз, подо мной – нереальное видение собора Святого Стефана, огромный вал камней, выпирающий из-под крыши храма. Потом сияние Золотого яблока стало ярче, и пока я прикладывал все усилия к тому, чтобы не упасть и удержаться на борту корабля, яблоко
Видение пропало, Золотое яблоко не вернулось на собор Святого Стефана. Испания необратимо окажется в руках французов. Ночь, когда открылась судьба мира, заканчивалась: исход войны уже был предрешен, а с ним и события грядущих лет. Вот что хотел сказать нам Летающий корабль.
Теперь оставалось только вверить себя его молчаливому упорству: сдаться и удалиться, в то время как гром в небе возвещал о начале утренней грозы. Подобным большому плачу всего мира будет преддверие новой эпохи: последние дни человечества.
И, словно желая оказать нам последнюю помощь, корабль снова приземлился на виноградниках Зиммеринга, в нескольких шагах от монастырского винного погреба. Едва мы вышли из него, как пернатый парусник поднялся в эфир и удалился, впрочем, не по направлению к Месту Без Имени, а на запад. Я смотрел, как он улетал, бестелесный и тихий, пока не скрылся за горизонтом. Корабль летел на запад, обратно в королевство Португалия, откуда прибыл два года назад.
Из последних сил я потащил аббата к расположенному неподалеку погребу. Не знаю, как короткие конечности homunculus'a, которым я являюсь, смогли выдержать вес тела аббата. Когда я прислонился к двери, она в тот же миг распахнулась.
– Любимый! – услышал я чей-то голос.
Я увидел Клоридию, а с ней – Камиллу де Росси. Хормейстер сразу же занялась оказанием помощи Атто, Клоридия же с заплаканным лицом улыбалась мне, а потом крепко обняла. Что моя жена здесь делает? Почему здесь Камилла де Росси? Они искали нас? Откуда они узнали, что нас можно найти именно здесь? После Пеничека и Палатино у меня совершенно не было сил выносить еще и тайны хормейстера! Я нахмурился, но Клоридия крепче сжала мои руки и покачала головой.
– Я знаю, о чем ты думаешь, но не беспокойся. Камилла мне все объяснила.
Однако сил и на то, чтобы выслушать ее, у меня не осталось. Усталость одолела меня, и я потерял сознание прямо на руках у жены.
– Но… это же портреты обеих наших курочек! – Это были первые слова, которые я смог произнести.
Я только что проснулся, лежа на ложе у камина. Когда я открыл глаза, меня охватило сильное головокружение, тело мучилось от жестокой боли. Клоридия достала что-то из небольшой шкатулочки и вложила мне в руки. То была цепочка, на которой висела золотая филигранная подвеска в форме сердечка. Она открывалась. Внутри я увидел миниатюры двух красивых девичьих лиц: мои дочери, совсем маленькие! Откуда взялись портреты? Я никогда прежде не видел их. Или я опять сплю?
– Нет, любимый. Это не курочки. Не совсем, – улыбнулась моя супруга.
С трудом собираясь с мыслями, потрясенная все нарастающей внутренней бурей, Клоридия рассказала мне все.
Когда она закончила, я повернул голову в поисках аббата Мелани: завернутый в шерстяное одеяло, он сидел перед камином и
Возвращаясь обратно в Вену, лошадь неслась сквозь ночь стрелой, таща за собой небольшую повозку. Каждый раз, когда нас подбрасывало на кочке, аббат Мелани начинал причитать. Мы должны были спешить, очень спешить – нужно было остановить руку, которая намеревалась предательски убить императора. Но как нам попасть в Хофбург?
Я не мог собраться с мыслями. От всего, что я пережил за последние часы, остался только громкий крик сорока тысяч солдат Касыма. Его больше не было, но он остался во мне, подобно ноге, оставляющей свой отпечаток, и временами вибрация становилась просто невыносимой. Мне было трудно различать звуки, я с трудом слышал даже свой собственный голос. Я не оглох, но был оглушен.
Прибыв в Химмельпфорте, мы услышали, еще не выйдя из коляски, громкий стук колес кареты. Прямо перед нами остановилась двуколка. На ней были императорские инсигнии. Из нее вышли два пажа с факелами.
– Открывайте, скорее! – закричали оба, принимаясь сильно барабанить в двери монастыря.
– Вы меня ищете? – спросила, подходя к воротам, Камилла, которая уже все поняла. – Я хормейстер.
– Это вы? Тогда скорее! – сказал один из пажей, передавая ей конверт с императорской печатью. Камилла тут же вскрыла его.
– Это письмо его величества, – сказала нам Камилла, прочитав записку, и голос ее надломился от страха. – Он зовет меня. Немедленно.
Вот он, ответ на мои чаяния: я буду сопровождать Камиллу в Хофбург, и с ней попаду прямо к императору. Клоридию и Атто мы оставили в монастыре.
Окутанная чернотой ночи, решавшей судьбу мира, перед нами медленно проявлялась резиденция императора. Мы постучали в дверь бокового входа. Несмотря на ранний час, нам открыли сразу же. Я догадался, что Камилла очень часто пользуется этим входом, потому что слуга, открывший нам, не стал задавать вопросов по поводу наших личностей. Он попросил нас подождать в комнате, куда спустя несколько минут пришел лакей с заспанным лицом. Он тут же обнял Камиллу, и они по-братски поцеловались.
– Как он? – спросила хормейстер.
Тот ответил лишь серьезным взглядом и не сказал ни слова.
– Представляю вам Винсента Росси, кузена моего покойного мужа, – сказала мне Камилла. – Он сейчас принесет нам то, что нужно.
Спустя некоторое время Винсент вернулся с одеждой для пажа небольшого размера, как раз на меня. Я переоделся, и мы отправились долгим путем по коридорам, сопровождаемые лакеем и слабым светом его свечи.
Кроме темноты, заполнявшей залы Хофбурга, я помню только анфиладу коридоров, лестниц и снова коридоров. Наконец, большой холл, затем еще один. Безмолвное, призрачное появление и исчезновение лакеев, медиков и священников. Напряжение, опущенные взгляды, чувство бессильного ожидания. Я увидел даму, наполовину скрытую вуалью, в сопровождении двух фрейлин, опиравшуюся на чью-то руку. Сотрясаемая с трудом сдерживаемыми рыданиями, она удалилась, потом я услышал: «Господин граф фон Паар». Была ли то императрица? Я не отважился спросить. Нас поспешно пропустили, сдержанно, запросто. Похоже, Камиллу знали все слуги.