Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.
Шрифт:
Кильдон вышел из дому — и вот уже учится искусству фехтования.
В ту же ночь Хон Мо любовался лунным светом и вдруг увидел сына.
— Отчего тебе не спится? — спросил он.
— Я любовался лунным светом, — почтительно ответил Кильдон. — «Небо сотворило десять тысяч вещей, и самое высшее его творение — человек». Меня же никто не ценит. Так человек ли я?
— Это что еще за речи?! — рассердился отец.
А Кильдон опять:
— Вот что тревожит мою душу: я ваш сын, плоть от плоти, кровь от крови вашей, но мне не дано звать отца отцом, а брата — братом. Могу ли я называться человеком? —
Отец пожалел Кильдона, но утешать не стал, побоялся, что сын совсем осмелеет, и принялся браниться:
— В моей семье не один ты низкого происхождения. Что это за дерзости? Чтобы впредь этого не было!
Кильдон плакал, не проронив ни слова. А когда услыхал: «Ступай прочь», — ушел к себе и закручинился еще больше.
Вот и одарен-то он превыше всех, и сердцем добр, но нет душе его покоя, сон бежит от глаз.
Однажды пришел Кильдон к матери и, сетуя, сказал ей так:
— Еще в прошлой жизни предопределена мне судьба быть вашим сыном. Это для меня великая милость. Но мне придется расстаться с вами. С судьбою трудно спорить. Дорогая матушка, не беспокойтесь о недостойном сыне и берегите свое драгоценное здоровье.
Мать встревожилась:
— Низкого рождения в нашем доме не только ты, зачем же говорить столь пристрастно, надрывая мне сердце?
Сын отвечал:
— Гильсан, сын Чан Чхуна, тоже был низкого рождения. Покинув мать, ушел он в горы Унбонсан, постиг там великое учение о Пути [295] , и его имя славили потомки. Я избираю ту же дорогу. А вы не горюйте и ждите, что последует дальше. Одно лишь меня беспокоит: что-то не по душе мне коксанская тетка. С каждым днем отец все больше благоволит к ней. Боюсь, не причинила бы она зла нам с вами. От нее, как от врага, так и жди беды. Обо мне же вы не беспокойтесь.
295
Учение о Пути. — См. примеч. 258.
Мать совсем опечалилась.
Действительно, была у господина любимая наложница по имени Чхоран. Некогда в Коксане все знали ее как кисэн, и потому получила она прозванье коксанской тетки. Нрава она была спесивого и вздорного. Любого, кто не уступит ей, тотчас опорочит перед хозяином. Все зло в доме шло от нее. Слуги, рабы — все ее ненавидели. У нее не было детей. Поэтому, когда у Чхунсом родился сын и господину это пришлось по сердцу, Чхоран из зависти решила погубить Кильдона.
Однажды, зазвав к себе шаманку, Чхоран сказала ей:
— Не знать мне покоя до тех пор, пока не изведу мальчишку. Исполни мое желание, а за услуги я щедро тебя одарю.
— За Восточными воротами столицы живет гадалка, — посоветовала шаманка, — только глянет на человека, сразу все расскажет: что было и что будет, в чем счастье и в чем лихо. Растолкуй ей свои желанья, а потом отведи к господину. Ее пророчества так его запугают, что он сам пожелает сжить сына со света. Вот и выход, только бы удалось!
Чхоран дала ей на радостях пятьдесят лянов серебром и пригласила заходить. Шаманка ушла довольная.
На другой день Хон Мо на женской половине беседовал
Неожиданно в покои вошла какая-то женщина и поклонилась господину. Тот удивился:
— Кто ты? Зачем пожаловала?
— Я, недостойная, людям ворожу. Вот и к вам зашла.
Хон Мо тотчас захотел узнать, что ждет Кильдона. Его позвали и показали ворожее. Она робко проговорила:
— Я вижу, что ваш сын — необыкновенный человек, герой, каких не видел свет, но рождения он низкого... Вот будто бы и все... — И она умолкла на полуслове.
Хон Мо, заинтересовавшись, приказал:
— Ну что там, договаривай!
Ворожея, чуть помявшись, продолжала:
— Гляжу я на вашего сына: великодушен и добросердечен. В межбровье его мне ясно виден дух наших гор и рек. Внешность у него царская. Но когда он вырастет — погубит весь ваш род. Молю, подумайте об этом!
Хон Мо призадумался, но ворожее сказал:
— От судьбы не уйдешь. А о сказанном молчи! — и, вознаградив ее, отпустил.
С того дня Хон Мо поселил Кильдона в уединенном домике в горах и приказал следить за каждым его шагом.
Тоскливо было на сердце у Кильдона, да что поделаешь! И стал он изучать военные науки по «Шести планам» и «Трем тактикам» [296] , астрономию и географию.
Обо всем этом Хон Мо знал и беспокоился:
— Этот негодник талантлив. Если дать окрепнуть его далеко идущим замыслам, как бы не сбылось предсказание гадалки! Что с ним тогда поделаешь?
В душу господина закрался страх.
А Чхоран тем временем за тысячу золотых наняла убийцу по имени Тхыкчэ, господину же без устали нашептывала:
296
«Шесть планов», «Три тактики» — древние военные трактаты.
— Ну и гадалка! Всех насквозь видит! Как вы решили поступить с Кильдоном? Не лучше ли от него поскорее избавиться?
Но господин нахмурил брови:
— Это моя забота. Нечего болтать пустое! — и прогнал Чхоран с глаз долой.
Потеряв покой и сон, Хон Мо занемог. Супруга и старший сын Инхён встревожились, а Чхоран уж тут как тут и знай твердит:
— Господин наш занемог. А все из-за Кильдона. Мне кажется, что господин поправится, только когда этого мальчишки не будет на свете. И благополучию нашего рода тоже ничто не будет угрожать. Поразмыслите об этом!
— Как бы то ни было, но установленные издревле отношения между людьми — самое важное на свете, — возражала госпожа, — как можно решиться на такое дело?
А Чхоран все свое твердит:
— Говорят, есть какой-то Тхыкчэ. Ему прикончить человека — все равно что залезть рукой в собственный карман. За тысячу золотых он темной ночью управится с мальчишкой. Когда господин проведает об этом, будет уже поздно. Подумайте хорошенько!
Госпожа и старший сын со слезами отвечали:
— Мы не можем на такое решиться, но ты для блага государства, ради жизни отца и супруга и во имя сохранения рода Хонов делай как разумеешь.