Верная возможность
Шрифт:
– Будешь орать - морду изуродую!
– предупредил я ее перед исполнением сего акта гуманности.
– ...........!
– получил я в ответ, как только рот рыжей освободился.
– Понимаю, банковский жаргон, - лояльно согласился я и уселся на другой стул.
– Председатель правления - вор в законе - сам так говорит и от подчиненных того же требует.
Ничего принципиально нового в ответ на свое доброе слово я так и не услышал.
– Ладно, не будем тянуть резину, - решил я.
– Давай, рассказывай про чемоданчик.
– Ты - не мент!
–
– Нет, - сознался я.
– Я из СМЕРШа. Специальный агент Игорь Кио.
– Да пошел ты...
– скривила губы Скокова.
– Ты - этот журналист поганый, которому мокруху с патроном шьют.
– С каким таким патроном?
– удивился я, сделав вид, что не заметил слова "поганый".
– А, иди ты...
– она махнула рукой.
– Все равно и тебя и меня скоро поймают. Чего мне с тобой теперь разговаривать?!
– А если просто из любопытства?
– предложил я.
– Слушай, ты ведь - бабник, так про тебя в газетах писали, верно? неожиданно спросила моя пленница.
– Ну газеты они всегда ведь преувеличивают, - скромно сознался я, но в общем и целом меня можно назвать мужчиной, который любит и ценит женскую красоту, - в подтверждение сказанного я окинул взглядом полуобнаженную фигуру моей собеседницы. Только после этого я окончательно поверил деду из камеры хранения. Точно смог бы, стервец! Даже Папа Римский смог бы! И никакие божьи кары его не остановили бы.
– Но судя по обстановке в вашей, гм... спальне, вы тоже не относитесь к племени давших обет воздержания, - продолжил я, сглотнув слюну.
– Может, я вас развяжу, и мы продолжим беседу в более приятной обстановке, а?
– Ты тупой, да?
– осведомилась она.
– Если хочешь остаться живым и невредимым, лучше не развязывай! Ну никогда не думала, что у нас в городе могут работать такие долбо...ные журналисты. Просто придурок какой-то!
– Ладно, - я разозлился.
– Хватит темнить! Может быть я и тупой, но вот побегала бы ты с мое, так я бы посмотрел, как у тебя извилины тогда шевелились бы. Да к тому же и твой-то поступок, когда ты Вазариновой позвонила, тоже гениальным назвать нельзя. Выкладывай все! И быстро! Иначе так отделаю!..
– И сможешь, да?!
– язвительно и зло выкрикнула Скокова.
– Вот за это я вас мужиков и ненавижу! Сволочи все и засранцы! Только одно и надо от женщины. А при случае и избить рука не дрогнет.
Я физически почувствовал, как у меня под черепом что-то переползло с затылка на лоб.
– Ты - лесбиянка, да...
– пробормотал я.
– К тому же психически ненормальная. Свихнулась на почве ненависти к мужчинам и перебросилась на женщин. Причем, судя по оформлению приюта любви, в весьма активной форме...
– я хлопнул себя по лбу.
– Вот оно что!
– Кретин слабоумный, как и все вы, - буркнула она.
– Впрочем, это не меняет дела, - заспешил я.
– Меня интересует в первую очередь чемодан.
– Статью напишешь, да, - усмехнулась она.
– Сначала попытаюсь спасти шкуру, а потом посмотрим.
– Знаешь, - Скокова
– Но не все, - уныло протянул я.
– Есть тут одна, которая... Слушай, а может она одна из твоих подруг?!
– внезапно осенило меня.
– Мы с Патроном в одном детском доме были, - вдруг произнесла она. Кликуха такая у Андрюшки Платонова была. И Длинный там же был. И Сопля.
Я принялся мучительно соображать.
– Да, да - Гоша Длинный, - подтвердила она, увидев выражение моего лица.
– Мог бы и догадаться, представитель сильного пола несчастный. А Сопля - это Сапельников Игорь Петрович, воспитатель. Последняя сука на этом свете!
– она помолчала.
– Это в нашем районе, Котяковский детдом. Поганейшее место!
Я почесал затылок. В статье про Платонова, которую я прочитал перед концертом, никакой конкретный детдом не упоминался. А оказалось, что земляк!
– Он скрывал, что из этого детдома, - словно угадав мои мысли, объяснила женщина.
– Человек всегда бежит от тех своих воспоминаний, что кажутся ему опасными. В общем этот Сопля был садист и насильник. Он совращал детей - обоих полов. Таким же был и Длинный - уже тогда. Он был старше нас на несколько лет. И Сопля взял его к себе в подручные. Вместе они этим занимались. Я этого никогда не забуду!
– она посмотрела мне прямо в глаза.
– Знал бы ты, что нам довелось пережить! Ты вот меня сумасшедшей назвал. А сам-то ты жить смог бы после такого, а?
Я молчал. А что я мог сказать? Здесь я был с ней согласен - не зря же я катал подонка Костю "по горкам".
– И знаешь, что самое страшное?
– продолжила она.
– Что Патрону это понравилось! Он стал "голубым". Причем пассивным! Он, талантливый парень, с голосом и слухом, и - "люська"!
Я опять промолчал. Но на этот раз по другой причине: мои комментарии могли все испортить.
– Когда приехал этот менеджер из Москвы... Так вот, Патрон ночью пришел к Длинному и отделал его. Железкой какой-то. До полусмерти. За всех. За меня, за себя... А на следующее утро уехал с продюсером. А Длинный... Он... Импотент он с тех пор... Сухостой!
– она засмеялась.
– И, как следствие, совсем взбесился и самым настоящим зверем стал. Слышал же, наверное, да?
Я опять промолчал. Теперь я просто обдумывал все услышанное.
– Длинный стал бандитом-садистом. Патрон - певцом. Но... Это оказалось сильнее его... Таким он и остался. Я же нашла себе здесь квартирку. Так и жила спокойно, с подругами и без. Такая вот история.
– Секс-идол молодежи - пассивный гомосексуалист!
– громко и внятно произнес я. Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить весь смысл, заключавшийся в этой фразе. Сделав это, я почувствовал себя в некоторой мере реабилитированным. Я все-таки оказался круче его!