Верное сердце
Шрифт:
В это время под окном раздался бойкий стук копыт, заливисто — по-деревенски — заржала лошадь. Маленький Жмиль испуганно отскочил в сторону.
— Что это ты, мальчик, лошадок боишься? — спросил насмешливо Лехович.
Жмиль молча глядел перед собой остановившимися глазами.
В дверь громко постучали. Лехович снял новую фуражку, кинул ее на стол и крикнул протяжно:
— Ан-тре!
В комнату вошел багровый толстяк с большими, закрученными кверху усами, в шершавой верблюжьей куртке, обшитой по швам кожаным кантом, и в охотничьих сапогах с голенищами до самого
Маленький Жмиль торопливо подбежал к нему и поцеловал его красную руку.
Толстяк вопросительно посмотрел на лежавшего в постели Зыбина и пророкотал учтиво:
— Прошу прощения: слишком ранний визит… Я имею удовольствие видеть пана Леховича?
Зыбин молча затряс головой.
— Это я — Лехович, — отозвался Сергей.
Усач щелкнул каблуками:
— Юзеф Жмиль, рушонский помещик. Я о вас наслышан, пан Лехович. Но я не думал, что вы столь молоды.
Он огляделся по сторонам, пыхтя и вытирая лицо платком.
Лехович подставил ему дырявый стул. Гость уселся — и стул заскрипел жалобно.
— Да, я не полагал, что вы столь юны. Но все равно. У меня до вас дело.
Он грозно поглядел на Жмиля-младшего, и тот виновато потупился.
— Видите мухолова? Займитесь с ним, прошу как благородного человека. По всем предметам. Обратите благосклонное внимание: не вылезает из двоек.
Он передохнул после долгой речи. Потом снова начал:
— Я, пан Лехович, имел честь когда-то учиться в том же учебном заведении, в котором вы… эк-хм… преуспеваете с таким блеском. Но я, правду скажу, я не преуспел. Дроби! Дроби, будь они прокляты! По совести: зачем они Жмилям? С меня довольно той дроби, что я забиваю на охоте в дуло своего ружья. Хы-хы-хы! Ты что?! — заорал он вдруг сыну, на лице которого появилось подобие несмелой улыбки. — Стань ровно! Голову выше! Мухолов… Если ты приедешь домой второгодником, другого довольствия, кроме березовой каши, тебе не будет, слышишь?
Лехович стоял вольно, прислонившись спиной к косяку двери; красивый локон спускался у него на левую бровь. Он даже посмеивался слегка, глядя поочередно на обоих Жмилей.
Но тут Жмиль-отец повернулся к нему всем своим грузным туловищем и принялся рассматривать его бесцеремонно; это не вязалось с недавней галантностью помещика.
— Пан — дворянин? — спросил он неожиданно.
Лехович вдруг страшно покраснел. И выговорил с трудом:
— Это разве откосится к делу, которое вы имеете «до меня»?
— Я дворянина узнаю сразу. Дворянин имеет гонор, честь. Как благородному человеку признаюсь: я бы и не нанимал моему лодырю репетитора. Я бы и в гимназию его не отдавал. Э, Жмили от гимназий мало добра видали. Но — жена! Супруга моя — поимейте в виду — окончила институт для благородных девиц. «Ах, боже! — кричит мне. — Оставить сына без достойного дворянину образования!» — «Хорошо, — говорю. — Оставьте, мадам, вашу визготню. Дадим мухолову образование». — Помещик с размаху ударил своими ручищами по голенищам сапог: — Эт-ть! Так не лезет же в него это образование. Ну, не лезет! А там пойдут дроби, будь они прокляты? Я уж его в частную гимназию… в реальное и не думал отдавать,
Лехович опять усмехнулся. Жмиль-отец угрожающе налился сизой кровью:
— По рублю! Предлагаю по рублю за урок. Попробуете?
Сергей поправил на лбу локон и ответил не сразу:
— Ну, разве что попробовать. Попробовать можно.
Рушонский помещик вскочил и, сжав обеими ладонями руку Леховича, начал трясти ее так, как будто обрадован был необычайно:
— Главное, лодырь мой будет у вас все время на глазах! Потому и кладу по рублю за урок! — Он устремил на сына бычий взгляд: — Слушайся этого молодого человека, пана Леховича, как меня самого! Как отца родного, понял?
Малыш испуганно кивнул головой.
— Проводишь меня до экипажа.
Помещик щелкнул каблуками, раскланялся с Леховичем, задумчиво посмотрел на Гришу, на Зыбина и, решив после раздумья, что прощаться с ними незачем, ушел в сопровождении сына.
Лехович повалился на свою койку:
— Видали чучело?
Гриша глядел на него с неприязнью: ну и жадный, видно! «Папахен» ему деньги каждый месяц шлет, так нет, все мало… Недолго Жмилю пришлось его уговаривать. Богатый-богатый, а на рубль польстился?
Гриша подошел к окну. Кухарка Настя выгружала из плетеной повозки бочонки и мешки — видно, с картошкой.
— А зачем тебе деньги? — раздался хрипловатый бас с зыбинской койки.
— Пригодятся, — коротко ответил Лехович.
— Имение — полная чаша… Лошади, и скаковые и какие там еще, а тебе, видишь ли, надо уроками заниматься, нервы себе портить!
— Это уж мое дело!
Гриша продолжал глядеть в окно. Помещик уселся наконец в пустую повозку-плетенку; маленький Жмиль подбежал к нему и снова чмокнул его руку. Лошадь призывно заржала, и повозка покатила колесами по снежному первопутку, оставляя за собой черные колеи.
После этого Сергей Лехович и с Зыбиным перестал разговаривать.
Уж так, видно, повелось: когда люди живут бок о бок, то либо начинают дружить, либо надоедят друг другу.
Придя из училища и наскоро пообедав, Лехович, ни на кого не глядя, садился за какую-то книжку, которую читал со вниманием необычайным.
Зыбин не один раз окликал его по привычке, Лехович не отзывался.
Тогда Зыбин, задетый таким невниманием к нему, начинал с язвительной медлительностью:
— А, осмелюсь спросить, какой именно породы лошадей изволите держать в своей усадьбе?
Сергей и этих слов не слышал. Наконец, как будто очнувшись, оглянулся на ухмылявшегося Зыбина, схватил фуражку и ушел в прихожую — одеваться. После этого исчез надолго, до поздней ночи.
Ночью Гриша проснулся от шепота, лившегося, как ему показалось, в самое ухо. Кто-то и в самом деле шептал поблизости:
— Спишь? Это я, Сергей.
— Сплю, — недовольно ответил Гриша. — А что, опять пожар?
— Нет.
— Так чего ж будишь? Спать хочу.
— Слушай, — зашептал Сергей. — Слушай-ка, я решил тебе признаться…