Верноподданный (Империя - 1)

Манн Генрих

Бургомистр, очевидно, отважился на какое-то возражение, потому что Вулков сердито крикнул:

– Устраивать безработных - не мое дело! Я ради них разоряться не намерен. В свой карман залезать не позволю!

Тут Дидерих не мог больше сдержаться и, расшаркавшись, отвесил поклон регирунгспрезиденту. Но и у президентши были все основания отнести поклон на свой счет.

– Знаю, - прошептала она, умиленная, - это место мне удалось.

– Ваше искусство, графиня, находит прямой путь к сердцам, - сказал Дидерих. И так как Магда

и Эмми шумно хлопнули крышкой рояля, а потом дверьми, он прибавил: - Высокодраматическое искусство!
– И тут же, повернувшись в другую сторону: - На следующей неделе состоятся выборы двух гласных на места Лауэра и Бука-младшего. Хорошо, что Вольфганг Бук отказался добровольно.

– Позаботьтесь, - сказал Вулков, - чтобы на их места попали приличные люди. У вас как будто хорошие отношения с "Нетцигским листком"?

Дидерих таинственно понизил голос:

– Я пока еще держусь в тени, господин президент. Так лучше для блага националистической идеи.

– Смотрите-ка!
– сказал Вулков и сам пристально посмотрел на Дидериха.
– Вы, я вижу, сами не прочь выставить свою кандидатуру?

– Готов принести такую жертву. В органах городского самоуправления слишком мало надежных людей - с националистической точки зрения.

– А что бы вы сделали, если бы вас избрали?

– Позаботился бы о скорейшей ликвидации биржи труда.

– Ну конечно, - сказал Вулков, - вполне естественно для националистически мыслящего немца.

– Я офицер, - говорил между тем на сцене лейтенант, - и не потерплю, дорогая Магда, чтобы с этой девушкой, пусть она всего лишь бедная служанка, плохо обращались.

Лейтенант из первого акта, неимущий кузен, которому прочили в жены тайную графиню, - жених Магды! Зрители дрожали от волнения. Фрау фон Вулков сама это заметила.

– Драматические ситуации - моя сильная сторона, - сказала она потрясенному Дидериху.

У доктора Шеффельвейса не было времени предаваться художественным эмоциям, его томило предчувствие больших неприятностей.

– Никто, - уверял он, - не приветствовал бы так радостно новые веяния...

– Знаем мы эти песни, голубчик. Радостно приветствовать, когда это ничего не стоит, на это вы мастак.

– Необходимо провести решительную черту между преданными монархистами и бунтарями!
– подхватил Дидерих.

Бургомистр умоляюще воздел руки.

– Господа! Не поймите меня превратно. Я на все готов. Но что пользы от черты, если у нас почти все, кто не голосует за свободомыслящих, голосуют за социал-демократов?

Вулков яростно хрюкнул и взял с буфетной стойки сардельку. Но Дидерих сохранял несокрушимую веру в успех.

– Если выборы без вмешательства не обещают положительных результатов, значит, надо вмешаться, только и всего.

– Но как это сделать?
– сказал Вулков.

Вулковская племянница тем временем опять взывала к публике:

– Он не может не узнать во мне графини, ведь он -

отпрыск того же аристократического рода, что и я!

– О графиня, - воскликнул Дидерих, - я сгораю от любопытства: узнает он в ней графиню?

– Конечно, узнает, - ответила президентша.
– Уже по хорошим манерам они узнают друг друга.

И в самом деле, лейтенант и племянница переглянулись; Магда и Эмми вместе с фрау Геслинг ели сыр с ножа. Дидерих стоял, раскрыв рот. Публику невоспитанность семьи фабриканта рассмешила. Племянницы Бука, фрау Кон, Густа Даймхен - все ликовали, И Вулков тоже прислушался. Он слизнул жир с пальцев и сказал:

– Ну, Фрида, твое дело в шляпе, они смеются.

Сочинительница и впрямь удивительно расцвела. Ее глаза за стеклами пенсне лихорадочно блестели, из груди вырывались вздохи, ей не сиделось на месте, осмелев, она даже высунулась из буфетной в зал, тотчас же многие повернули головы и устремили на нее любопытные взгляды, а теща бургомистра помахала ей ручкой. Взбудораженная сочинительница громко шепнула через плечо:

– Господи, битва выиграна.

– Если б и у нас это так же быстро делалось, - молвил ее супруг. Итак, милейший доктор, как же вы думаете прибрать к рукам нетцигчан?

– Господин президент!
– Дидерих прижал руку к сердцу.
– В Нетциге воцарится истинно монархический дух, ручаюсь головой и всем своим достоянием.

– Прекрасно, - сказал Вулков.

– Ибо, - продолжал Дидерих, - у нас есть агитатор, которого я назвал бы первоклассным. Да, первоклассным, - повторил он, объемля этим словом все. И это его величество, это сам кайзер!

Доктор Шеффельвейс торопливо подтянулся.

– Исключительнейшая личность... Весь порыв и действие... Оригинальный мыслитель...

– Конечно, - сказал Вулков. Он уперся кулаками в колени и разглядывал пол, точно призадумавшийся людоед. Дидерих и бургомистр заметили вдруг, что он искоса примеривается к ним взглядом.
– Господа, - он замялся, - ну, так и быть, скажу вам. Я полагаю, что рейхстаг будет распущен.

Дидерих и доктор Шеффельвейс подались вперед, они прошептали:

– Господину президенту это доподлинно известно?..

– Недавно мы с военным министром были на охоте у моего кузена господина фон Квицина.

Дидерих расшаркался. Он что-то лопотал, он сам не знал что. Он это предрек! Еще в тот вечер, когда его принимали в ферейн ветеранов, он ссылался на слова, якобы сказанные его величеством, - а может быть, и не "якобы"?.. Ведь Дидерих в своей речи прямо заявил от имени кайзера: "Я разгоню всю эту лавочку". И вот так оно и будет - совершенно так, как если бы он, Дидерих, действовал сам. Его охватил мистический трепет... Тем временем Вулков продолжал:

– Эйген Рихтер и компания отжили свой век. Если они не проглотят законопроект о военном бюджете, им крышка.
– И Вулков провел кулаком по губам, точно пир людоедов начинался.