Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
Дидерих овладел собой.
– Это... это величественно! Нет никаких сомнений, все это личная инициатива кайзера.
Доктор Шеффельвейс побледнел.
– Значит, предстоят новые выборы в рейхстаг? А я так радовался, что у нас там столь надежный депутат...
– Он еще больше перепугался.
– То есть Кюлеман, конечно, тоже друг Рихтера...
– Злопыхатель!
– фыркнул Дидерих.
– Бродяга, не помнящий родства!
– Он вращал глазами.
– На сей раз Нетциг с ними покончит! Мне бы только в гласные пройти, господин бургомистр!
–
– спросил Вулков.
Дидерих сам не знал. К счастью, в зале произошел какой-то переполох: там задвигали стулья и кто-то попросил открыть главные двери. Это был Кюлеман. Больной старик, с трудом неся свое грузное тело, торопливо прошел по зеркальной галерее. В буфетной нашли, что со времен процесса он сильно сдал.
– Будь его воля, он оправдал бы Лауэра, но большинством голосов было решено иначе, - сказал Дидерих.
– Камни в почках, говорят, ведут к смертельному исходу, - заметил доктор Шеффельвейс.
– А в рейхстаге мы для него те же почечные камни, - сострил Вулков.
Бургомистр подхихикнул. Дидерих сделал круглые глаза. Он наклонился к уху Вулкова и прошептал:
– Его завещание...
– А что там такое?
– Он оставляет свое состояние городу, - важно объяснил доктор Шеффельвейс.
– Возможно, мы построим на эти деньги приют для грудных младенцев.
– Приют для грудных младенцев?
– презрительно фыркнул Дидерих. По-вашему, это предел патриотизма?
– Вот оно что!
– Вулков кивнул Дидериху в знак одобрения.
– Сколько у него монет?
– По меньшей мере полмиллиона, - сказал бургомистр и поспешил заверить: - Я был бы счастлив, если б удалось добиться...
– Это очень просто, - уверенно сказал Дидерих.
Вдруг в зале засмеялись, и засмеялись совсем не так, как прежде, а искренне, от души и, без всякого сомнения, - злорадно. Президентша, словно спасаясь бегством, кинулась за стойку, казалось, она готова забраться под нее.
– Боже праведный!
– заныла фрау фон Вулков - Все погибло!
– Да ну?
– протянул ее супруг и, грозно насупившись, стал в дверях. Но и это не смогло сдержать веселье в зале.
Магда говорила тайной графине: "Поворачивайся живей, деревенская чушка! Подай господину лейтенанту кофе!" - "Чаю!" - поправлял чей-то голос. "Кофе!" - повторяла Магда; голос настаивал на своем. Магда - на своем. Публика поняла, что это пререкаются Магда и суфлер. К счастью, лейтенант нашел выход из положения, он звякнул шпорами и сказал: "Прошу того и другого", - после чего публика засмеялась уже добродушно. Но президентша кипела от негодования.
– Вот вам публика! Она была и остается зверем!
– скрежеща зубами, проговорила фрау фон Вулков.
– На всякую старуху бывает проруха, - сказал супруг и подмигнул Дидериху.
– Но если люди понимают друг друга, - так же многозначительно ответил Дидерих, - прорухи никогда не будет.
И тут он счел за благо всецело посвятить себя фрау фон Вулков и ее творению. Пусть бургомистр тем временем предает
– Моя сестра - дура, - сказал Дидерих.
– Дома я ее проберу.
Фрау фон Вулков пренебрежительно усмехнулась.
– Бедняжка, она делает, что может. Но публика! Какая нестерпимая беззастенчивость, какая неблагодарность! Ведь только что автора так вознесли, так восхищались его идеалами!
– Поверьте, графиня, - проникновенно сказал Дидерих, - не вам одной приходится делать столь горький вывод. Такова уж общественная жизнь.
– Он думал об энтузиазме, который всех обуревал после его столкновения с оскорбителем величества, и об испытаниях, посыпавшихся затем на его голову.
– В конечном счете правда все-таки торжествует!
– заключил он.
– Вы тоже такого мнения?
– сказала она с улыбкой, точно пробившейся сквозь тучу.
– Да. Доброе. Истинное. Прекрасное.
– Она протянула ему тонкую руку.
– Верю, друг мой, что мы с вами найдем общий язык.
Дидерих, понимая, что несет в себе это мгновенье, смело приложился к пальчикам фрау фон Вулков и щелкнул каблуками. Прижав руку к сердцу, он сказал проникновенным голосом:
– Поверьте мне, графиня...
Вулковская племянница и юный Шпрециус остались наедине, он наконец узнал в ней униженную графиню, она в нем - неимущего кузена; им было уже известно, что они предназначены друг для друга, и вот они вдвоем мечтают о будущем блеске, о зале, сверкающем позолотой, где они вместе с другими избранниками смиренно и гордо будут упиваться лучами монаршей милости...
Президентша вздохнула.
– Вам я могу признаться, - произнесла она.
– Я здесь очень тоскую по двору. Если по рождению принадлежишь, подобно мне, к дворцовой знати... А теперь...
Дидерих увидел за стеклами ее пенсне две слезинки. Эта нечаянно открывшаяся ему трагедия из жизни аристократов так его потрясла, что он стал во фронт.
– Ваше сиятельство, - сказал он сдержанно и отрывисто.
– Значит, тайная графиня?..
– Он испугался и умолк.
Как раз в эту минуту бургомистр своим бесцветным голосом говорил на ухо фон Вулкову, что Кюлеман не будет больше выставлять свою кандидатуру, а на его место свободомыслящие собираются выдвинуть доктора Гейтейфеля. Он соглашался с Вулковом, что надо уже сейчас, пока еще никто не ждет роспуска рейхстага, предпринять необходимые контрмеры...
Дидерих осмелился наконец прервать молчание, он сказал тихо и бережно:
– Но надеюсь, графиня, что все кончится хорошо? Их ведь никто больше не разлучит?
Фрау фон Вулков овладела собой и с большим тактом перешла от интимного тона душевных излияний к тону непринужденной болтовни:
– Боже мой, господин доктор, что вы хотите, этот злосчастный денежный вопрос! Разве могут наши молодые люди быть счастливы?
– Почему бы им не обратиться в суд?
– воскликнул Дидерих, оскорбленный в своем чувстве законности.