Верность
Шрифт:
Действительно, через два дня на «Адмирал Завойко» стали являться матросы-перебежчики. Они умоляли взять их и в один голос утверждали, что каждую ночь рядом с флотилией становятся на якорь китайские военные суда. На них тайно перегружают вооружение и боевые запасы, вывезенные из Владивостока. Офицеры объясняют – решено продать китайскому флоту избытки оружия и боевых припасов, чтобы расплатиться за уголь, ремонт и провизию. Об этом не должны знать большевики: они могут поднять шум, и тогда флотилию интернируют, а команды
Клюсс нахмурился и сказал комиссару:
– В Шанхае матросов-перебежчиков задержат как дезертиров и отправят в Вузунг. Таково распоряжение муниципалитета. Так что придется брать их, хотя бы до Владивостока. Проверьте, конечно, чтобы к нам не заслали диверсантов. Вместе с Глинковым, Беловеским и боцманом поговорите с каждым персонально. Но прошу помнить, что право решать остается за вами. На ваши комиссарские права я не покушаюсь, – улыбнулся командир.
Из потока перебежчиков брали только тех, кого знали и за кого ручалась команда. Но было и одно исключение. Взяли сигнальщика с «Аякса», совсем ещё мальчика, его никто не знал, однако рассказанная им история побега с Вузунгского рейда внушила симпатию и доверие к нему.
Накануне с «Байкала» был дан сигнал: «Приготовиться к походу в полдень 10 января». Все суда грузили уголь, принимали провизию и разводили пары. Но тут за «Стрелком» и «Стражем» пришел иностранный буксир. Командам было объявлено, что эти суда отданы доковой компании в уплату за ремонт «Магнита» и «Улисса». На «Стрелке» и «Страже» экипажи взбунтовались, иностранный буксир отогнали, угрожая оружием. Когда по приказанию адмирала «Аякс» подошел усмирять их, со «Стрелка» кричали:
– Большевиков обвиняете, что торгуют Россией, а сами продаете русские суда!
Мичман Петренко, командир «Аякса», приказал дать очередь из пулемета в воду. Команды «Стрелка» и «Стража» убежали вниз. С «Аякса» высадился десант, команды были арестованы. При этом командир «Стрелка» ударил по лицу мичмана Петренко и обругал предателем. Его избили прикладами и бросили в трюм. Улучив момент, молоденький сигнальщик спрятался на «Страже», который затем был отбуксирован в Шанхай. Со слезами на глазах он требовал, чтобы его зачислили на «Адмирал Завойко». Он круглый сирота. У него только старший брат во Владивостоке…
Клюсс улыбнулся и развел руками, комиссар кивнул штурману, а Беловеский приказал:
– Утрите слезы и идите во второй кубрик. Явитесь к рулевому старшине Орлову.
Комиссар, улыбаясь, смотрел вслед:
– Хороший мальчик.
Последним перебежчиком был вестовой адмирала Старка, посланный в Шанхай получить в прачечной белье флотоводца.
Дорогой он решил расстаться с адмиралом и привез его белье на «Адмирал Завойко». Трушина знали Глинков, Нифонтов и многие матросы. Зачислили вестовым, посчитав за революционную заслугу тот факт, что он оставил Старка почти без
Он рассказал, что «Магнитом» теперь командует Ипподимопопуло, так как Дрейер три дня назад отравился в гостинице и умер. В Шанхае осталось много матросов и несколько офицеров, в том числе и флагманский штурман Волчанецкий, положенный в госпиталь с воспалением печени.
10 января в Вузунг ездили комиссар и штурман наблюдать с берега уход флотилии. Холодный ветер бил в лицо и старался сорвать шляпы. В бинокль было хорошо видно, как белогвардейцы снимались с якорей вслед за «Байкалом» и вытягивались в кильватерную колонну. Скоро их скрыло бурое облако дыма.
– Отправились дальше торговать совестью, – сказал комиссар.
– Это сейчас не в цене, Бронислав Казимирович, – возразил штурман, – а вот кораблики эти ох как бы нам сейчас пригодились!
Комиссар молчал. Ему было обидно, что, несмотря на все старания, корабли покинули Шанхай. «Что-то мы недоделали», – говорил ему внутренний голос.
Вечером в каюту командира, где в это время сидели комиссар и Глинков, постучался Дутиков:
– Вот, товарищ командир, Ци Ка-вей уже третий раз передает.
Клюсс прочел вслух:
– «Байкал», адмиралу Старку точка Французский генеральный консул просил меня предупредить вас зпт что по распоряжению генерал-губернатора Индокитая флотилия не будет допущена французские порты точка Гроссе».
Все молча переглянулись. Когда Дутиков ушел, Клюсс сказал:
– Надо сейчас же писать Иоффе, чтобы он сговорился с Сун Ят-сеном о задержании флотилии, пока она не укрылась в Гонконге.
– Они не пойдут теперь в Гонконг, Александр Иванович, – возразил комиссар. – Скорее всего, пойдут на Филиппины, к американцам.
– Возможно, вы и правы, – отвечал командир, – но тем не менее писать надо: это теперь единственный шанс вернуть угнанные суда.
…После ужина у себя на авеню Жоффр Клюсс сказал жене:
– Как жаль, Наташа, что часть, в сущности, неплохих людей оказалась в эмиграции. Они очень сейчас нужны для возрождения русского флота, много могли бы принести пользы.
– Пройдет время, страсти остынут, и они вернутся. Если не во флот, то в Россию, – отвечала Наталия Мечеславна.
– Боюсь, что многие до этого не доживут, как уже не дожил Дрейер, например. За что они боролись и погибли? За японскую интервенцию? И ведь неглупые же люди. Безумие какое-то!..
Супруги Клюсс не подозревали, что в этот момент, живой и здоровый, Дрейер тянет коктейль в капитанской каюте быстроходного речного парохода, идущего в Ханькоу. Что он смеется и шутит в обществе капитана Афанасьева, авантюриста, которого ещё на крейсере «Орел» гардемарины прозвали старым жуликом. Что в письме к мужу баронесса Таубе, теперь миссис Мориссон, назвала Дрейера «our fellow of Ichang».[67]