Верность
Шрифт:
Пролопатили палубу и только собрались на баке покурить, как всех согнала вниз дудка: «Команде одеть первый срок!» Все бросились переодеваться, наводить лоск на ботинки и пуговицы. Наконец зазвенели колокола громкого боя и раздалась команда: «Все наверх к торжественному подъему флага!»
Построились. На правом фланге празднично одетые офицеры. Нет только старшего механика, накануне подавшего рапорт о болезни.
– В самом деле болен? – спросил комиссар.
– А я почем знаю?
– Так ты же доктор, Павел Фадеевич!
– Ну и что ж из этого? Я его не
– Зачем он вам, Бронислав Казимирович? – вмешался старший офицер. – Сказался больным, и отлично: и вам и мне меньше забот.
Комиссар промолчал, а старший офицер подал команду «Смирно!». На палубу вышел командир. Поздоровавшись с командой и офицерами, Клюсс окинул взглядом палубу и рейд. На «Адмирале Завойко» торжественная тишина. Ниже по течению стоит китайский крейсер «Хай-чи» под адмиральским флагом. На нем тоже готовятся к подъему флага.
– Исполнительный до места! – доложили с мостика.
Стоявший на вахте Григорьев растерялся. Ему помог командир.
– На флаг, гюйс и вымпел! – раскатился по рейду его громкий, уверенный голос. Старший офицер выразительно взглянул на Григорьева. Под перезвон склянок раздалась торжественная мелодия «Интернационала»; обнажив головы, пел весь экипаж. Большой красный флаг, развернутый холодным утренним ветром, медленно взбирался по флагштоку. Часовые на баке и на юте держали на караул, «по-ефрейторски». Сквозь затянувшую горизонт дымную мглу так же медленно всходил над Шанхаем вишнево-красный диск зимнего солнца. Когда смолк «Интернационал» и вахтенный начальник скомандовал «Накройсь!», командир, надев фуражку, обратился к личному составу:
– Поздравляю вас, товарищи, с большой победой. Почти два года мы ждали этого дня. Теперь над нашим кораблем развевается флаг новой России, России, которой мы честно служим. Не сомневаюсь, что мы достойно пронесем его, следуя на Родину, в наш советский Владивосток. От лица службы благодарю всех вас за бдительность и постоянную готовность отразить нападение окружающих нас враждебных группировок, за стойкость в защите интересов Советской России.
В кают-компании Клюсс сказал Павловскому:
– Мне кажется, что следует донести рапортом на Родину о том, что мы здесь сегодня подняли советский Военно-морской флаг.
В тот же день рапорт был составлен и отправлен через Пекин в Россию.
«24 января 1923 года, – писалось в нём, – на стоящей в Шанхае яхте «Адмирал Завойко» под пение «Интернационала» поднят красный Военно-морской флаг РСФСР.
Крепко держа в руках оружие, мы полтора года сохраняли свой корабль и защищали честь социалистической Родины в Шанхае, переполненном белогвардейцами, рядом с захваченными ими судами. С их стороны были неоднократные попытки захватить и наш корабль.
Подняв красный военный флаг, мы с нетерпением ждем возвращения в Советскую Россию, где приложим все силы и знания на пользу первой в мире республики рабочих и крестьян. Просим передать дорогому товарищу Ленину наши пожелания здоровья и энергии в его неустанных трудах».
129
Встречать полномочного представителя на Северный
Когда встречающая команда была выстроена и осмотрена старшим офицером, командир разъяснил задачу:
– Вы знаете, сколько в Шанхае всякой нечисти. О приезде товарища Иоффе объявлено в газетах, и на вокзале можно ждать любую провокацию. Для предотвращения этого мы вас и посылаем. Вы должны ещё до прибытия поезда занять перрон. Когда поезд подойдет, сгруппироваться у третьего вагона. Как только выйдет Иоффе и мы к нему подойдем, вы должны окружить нас плотным кольцом. Будут, наверно, корреспонденты и фотографы. Они очень назойливы. Оттесняйте их, по возможности вежливо. Если же появятся явные провокаторы-белогвардейцы… С вами идет ваш ротный командир, он подаст команду… В вашем же окружении Иоффе должен выйти из вокзала и сесть в авто. Нашим лозунгом сегодня должны быть: выдержка, бдительность и сила.
Поезд прибывал поздно вечером. На вокзал пошли пешком. Было тихо и довольно тепло. Шли не строем, но в ногу, тесной группой. Впереди, окруженный матросами, штурман в штатском пальто и шляпе. Шли, насвистывая военные и революционные песни. Редкие прохожие сторонились: так ходили обычно американские моряки, не приученные уступать дорогу. На рю д'Обсерватуар Беловеский поднял руку:
– Разбудим, товарищи, генеральшу Зайцеву! Припев «Варшавянки» один раз полным голосом!
На бой кровавый, святой и правый,
Марш, марш вперед, рабочий народ!
На баррикады, врагам нет пощады,
Красное знамя на бой нас зовет!
– Красные! – раздалось вслед чье-то восклицание.
Аннамит-полицейский провожал матросов восхищённей улыбкой; что они пропели, он не знал, но смело и бодро идущая команда заворожила его. Вот пойти бы с ними! Неосуществимая мечта: он на посту…
На другой день Клюсс беседовал с Иоффе в роскошном люксе «Палас-отеля». Присутствовали военный атташе Геккер и секретарь посла Левин. Иоффе и его молодой супруге очень понравилась встреча на вокзале. Сразу же по выходе из вагона они были окружены русскими матросами. Когда в вокзальной сутолоке замелькали бушлаты, бескозырки и молодые решительные лица, посол непроизвольно вспомнил слова поэта:
…Герои, скитальцы морей, альбатросы.
Застольные гости громовых пиров.
Орлиное племя, матросы, матросы…
Без них трудно воспроизвести в памяти любой эпизод русской революции: матросский отряд, матросский конвой, матросский бронепоезд. Ведь и Ленина на Финляндском вокзале первыми встречали именно матросы.
А вот и их преданный революции командир.
– С огромным удовольствием мы поехали бы в Японию на вашем судне, товарищ Клюсс. И политическое значение такой поездки было бы велико. Но, к сожалению, наша Советская Родина ещё недостаточно богата. Я привез для вас только две тысячи долларов. Остальные деньги вам придется ещё ждать.