Вернуть мужа. Стратегия и Тактика
Шрифт:
– Как можно что-то подбросить, минуя Ольгу Викторовну?
– недоумевает Георгоша и чешет голову мучной ладонью, добавляя себе искусственной седины на челке к уже седым вискам.
– Только что-то размером с блоху, - соглашаюсь я.
– И никак в такой коробке.
Махнув на прощанье рукой, бегу вниз к консьержке. Ольга Викторовна пьет чай из роскошной темно-синей чашки с золотым ободком.
– Ольга Викторовна! Вы не видели, кто принес эту коробку?
– Не видела?!
– сама постановка вопроса оскорбляет пожилую женщину.
– Варенька, я в органах, конечно, не работала. Но я сорок
Бабушкину сестру Зою Васильевну я точно не узнаю. Она приезжала в гости лет двадцать назад. И еще раз не приедет. Старушке уже восемьдесят восемь лет - многовато для путешествий. Кстати, хорошо, что Ольга Викторовна про нее вспомнила, надо написать бабе Зое, последний раз мы ее с Максимом с Новым годом поздравляли. Причем именно Максим и напомнил, что это надо сделать. Опять Максим. Стоп, Варвара! Вернемся к нашим баранам, то есть коробкам, а именно, к котенку.
– Значит, видели?!
– радуюсь я удаче: сейчас все и прояснится.
– Не видела!
– торжественно говорит консьержка, отхлебывая чай.
– Потому что ее никто не приносил!
– Как же не приносил? А как она под дверью у Паперного оказалась? Да еще с котенком?
– С каким котенком?
– удивляется бойкая старушка, поднимается со стула и встает на цыпочки, чтобы заглянуть в коробку.
Хотя цыпочки мало помогают. Про таких говорят: "Маленькая собака до старости щенок". Она мне и в детстве казалась Дюймовочкой, а теперь, при моем росте метр семьдесят пять, и подавно. В годовалом возрасте она переболела рахитом, стала инвалидом и еще в двадцать с небольшим лет устроилась консьержкой в наш подъезд. Одинокая и активная женщина была нашей настоящей палочкой-выручалочкой: хранила у себя дубликаты ключей от половины квартир, знала наизусть номера всех домашних телефонов, фамилии и имена всех жильцов, включая младенцев, клички собак, кошек, попугаев, хомячков. Столько, сколько знает она о доме и его жителях, не знали, пожалуй, даже моя бабушка и доктор Паперный.
– Какой миленький!
– причитает Ольга Викторовна, опираясь на костыль.
– Почти месяц ему, наверное, видишь, зрячий уже, но слабенький.
Она аккуратно берет малыша маленькой костлявой ручонкой и тащит из коробки, выпутывая из шали. Ахаем мы одновременно. Никогда такого не видела: котенок черный только до хвоста, от хвоста же он абсолютно белый. Природа начудила. То ли черной краски не хватило, то ли, наоборот, белой.
– Какой интересный окрас!
– восхищается старушка.
– Будто платьишко на куклу надели!
Прекрасное сравнение. Точно. Маленькое черное платье. От мадемуазель Коко Шанель.
– Надо назвать ее Коко Шанель!
– говорю я, забирая у Ольги Викторовны котенка и прижимая к себе.
– Остроумно, Варенька!
– поддерживает консьержка.
– Так и назовите. Кормить ее надо. Молоком или смесями какими специальными.
– Кормить?
– переспрашиваю я.
– Мне?
– А кому?
– философски уточняет Ольга Викторовна.
– Вы же ее нашли, значит она ваша.
– Вот именно, нашла, - напоминаю я.
–
В это время на столе у женщины звонит сотовый телефон, она поспешно хватает его и прижимает к уху, начиная громко разговаривать и махнув на меня рукой. Мол, не мешай. Ладно, побегу кормить.
Предложить Коко шпроты не решаюсь. Грею в микроволновке молоко, наливаю в блюдце. Тут выясняется, что она не умеет лакать. Макаю в теплое молоко мизинец и кормлю малышку пальцем, как соской. Это вдруг удается, и я радуюсь так, словно спасла котенку жизнь. Хотя так, наверное, и есть.
Снова просыпается чувство голода, и я решительно отправляюсь на кухню. Через пятнадцать минут, приготовив себе завтрак, усаживаюсь за стол. На горячих, больших, толстых кусках поджаренного белого батона тает сливочное масло. В его желтых лужицах лежат шпротины. Ароматно пахнет свежесваренным кофе. Пробую на вкус. Горьковато, но ничего.
Праздничный завтрак нового дня новой жизни! Надо как-то отметить. Достаю из бара бутылку коньяка. Долго ищу штопор. Через десять минут штопор найден, но выясняется, что коньяк им не открывают. Мне простительно, я первый раз алкогольничаю в одиночестве. Щедро лью в кофейную чашку крепкий напиток. Наслаждаясь собственноручно приготовленным завтраком, залпом выпиваю уже остывший, еле теплый кофе.
Еще через пять минут ощущаю легкое, но приятное головокружение. Решаю сварить еще чашечку, чтобы выпить кофе горячим. Теперь пью кофейно-коньячный напиток маленькими глотками, с наслаждением смакуя терпкую смесь во рту. И почему я никогда не пила крепкие напитки, предпочитая им шампанское или сухие вина?
Видимо, я задала этот вопрос двум оставшимся шпротинам. Они уже задумались над ответом, но в этот момент раздался звук открывающейся двери. Мы с шпротами посмотрели на входящего. Максим.
Глава 6. Настоящее. Понедельник, утро (продолжение).
Сдерживать себя, когда обидно,
и не устраивать сцен, когда больно -
вот что такое идеальная женщина.
Коко Шанель
Вчера казалось, набралась разума...
Сегодня проснулась - ан нет, просто набралась...
Современный анекдот
Максим стоит в дверном проеме. Смотрит мне в глаза и молчит. Я нервно икаю и зажимаю рот ладонью. Надо было продумать хотя бы первые минуты нашей неминуемой встречи. Прорепетировать что ли... Что-то вроде гордого взгляда, безразличного выражения лица, снисходительной ухмылки, хотя вряд ли все это возможно "в одном флаконе".
Поздно. Мы со шпротами не подготовились - муж застал нас врасплох, поэтому представляем из себя то еще зрелище.
Перед тем как готовить "праздничный" завтрак, я переоделась: нашла в шкафу костюм Мышильды. Это кигуруми - пижама "мягкая игрушка". Сестра-затейница покупала ее для участия в студенческой "пижамной" вечеринке пару лет назад, а потом забросила на хранение бабушке. И это зебра: полосатый комбинезон с милым хвостиком и ушастым капюшоном.
– Ко-ик-фе бу-ик-дешь?
– бодро спрашиваю я Максима. Смерть нашей маленькой семьи не повод быть невежливой. Шпроты явно гордятся такой сдержанной и воспитанной подругой.