Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

Володина Жанна

– А у Сергея Филипповича?
– (все! приклеилось!) спрашивает Сашка.

– Надеюсь, не бредовая, - ежится Лерка.
– По Фрейду это что-то близкое к паранойе.

– Не будем углубляться!
– останавливает ее Сашка.
– Вполне для дилетантов достаточно.

Я соглашаюсь с ней, испытывая дискомфорт от темы нашего разговора, и горячечно добавляю:

– Неправда! У него не паранойя. Сейчас!
– бегу к книжному шкафу.
– У Рождественского про тебя есть стихотворение. Не помню наизусть.

Нахожу

нужный мне томик. Вот откуда такая уверенность во мне, что Сергей-Филипп просто очень любит? Не знаю. Я его почему-то чувствую.

Будь, пожалуйста, послабее.

Будь, пожалуйста.

И тогда подарю тебе я чудо запросто.

И тогда я вымахну - вырасту, стану особенным.

Из горящего дома вынесу тебя, сонную.

Я решусь на все неизвестное, на все безрассудное -

в море брошусь, густое, зловещее, и спасу тебя!..

Это будет сердцем велено мне, сердцем велено...

Но ведь ты же сильнее меня,

сильней и уверенней!

Ты сама готова спасти других от уныния тяжкого,

ты сама не боишься

ни свиста пурги, ни огня хрустящего.

Не заблудишься, не утонешь, зла не накопишь

Не заплачешь и не застонешь, если захочешь.

Станешь плавной и станешь ветреной, если захочешь...

Мне с тобою - такой уверенной -

трудно очень.

Хоть нарочно, хоть на мгновенье -

я прошу, робея, - помоги мне в себя поверить,

стань слабее.

– Вообще, ревность кого угодно к кому угодно от невротической потребности в любви, - закругляется Лерка, впечатлившись (по глазам вижу!) стихотворением.

Невротическая потребность в любви. Жутковато, но красиво.

– А ты хоть представляла себе, как будешь жить без Максима?
– спрашивает Сашка, взяв меня за руку.

Мы давно перешли из кухни в гостиную и теперь сидим на диване, поджав ноги и прижавшись друг к другу. Я посередине, а девчонки по бокам. Вот это как раз то, о чем я себе пока запрещала думать. Решила, что буду без. Но как - не решила.

Тараканы, приободрившись, повеселев, выстроились с хлебом-солью в поклоне. Ждут возвращения Варвары на родину.

– Вы вообще с Максом конгруэнтны, - ставит диагноз Сашка.

Смотрю на нее с опаской. Три чашки травяного сбора сделали свое дело: все-таки что-то подложила в него Зинаида Петровна.

– Помнишь, нам Михаил Аронович рассказывал, когда мы к вашей свадьбе готовились? Очень интересно. Я тот разговор хорошо запомнила.

Девять лет назад

Сидим с девчонками в моей комнате. По каталогам, которые притащила Лерка, выбираем фасон платьев для подружек. Основные цвета свадьбы уже выбраны: белый, лиловый и насыщенно серый.

– Девочки, - скребется в дверь баба Лиза.
– Пришел Михаил Аронович. Пойдемте пить чай. Как всегда, чаепитие с удивительным соседом превращается в интересный разговор. Когда баба Лиза, поцеловав меня в макушку, нежно сетует, что

ее девочка выросла, а она и не заметила, Михаил Аронович говорит, тоже мягко и ласково:

– Вас, Елизавета Васильевна, вполне заменит Максим. Как партнер-родитель.

– Родитель?
– спрашивает любопытная Сашка.

– Да. Как ни крути, отношения в браке могут быть классифицированы. Таких классификаций много. Вот простейшая. Например, партнер-"романтик", или "равноправный", или "родитель", соответственно и "детский партнер - ребенок". Потом еще "рациональный", "товарищеский", "независимый".

– Точно! Максим - "родитель", а Варька - "ребенок", - подтверждает Сашка.
– Это плохо?

– Конечно, нет!
– восклицает Михаил Аронович.
– Это факт, данность. Ее надо учитывать, чтобы сохранить любовь и уважение друг к другу.

– Роли ведь могут меняться?
– спросила Лерка.

– Естественно, коллега, - подмигивает Лерке, студентке медицинского института, старый врач.
– И если такие изменения не устроят обоих или одного, надо будет либо подстраиваться, либо, увы... И совсем не обязательно, чтобы партнеру-"родителю" подошел партнер-"ребенок". Могут быть и конгруэнтные браки. Например, "родитель" и "романтик".

– Подстроимся!
– уверяю я всех, чувствуя, как любовь к Максиму переполняет меня настолько, что не входит вторая чашка чая.

Настоящее. Воскресенье. Гадание.

– Конгруэнтны?
– невесело переспрашиваю я.

– Да!
– горячится Сашка.
– И симметричны, и подобны. Любое объединяющее понятие.

– А параллельны?
– продолжаю иронизировать.

Сашка, смеясь, щелкает меня по носу.

– Вернемся к Сергею, - говорю я, желая поменять предмет разговора.
– Очень возмужал. Просто мужчина-коньяк.

– Нет, - не соглашается Сашка.
– Мужчина-коньяк - это Макс! С годами только лучше. Благороден, выдержан, самодостаточен. Никому ничего доказывать не должен.

– Достоинство и респектабельность, - подхватывает Лерка, словно читает текст рекламы коллекционного коньяка.

– Вы у него все на зарплате, что ли?
– спрашиваю я, негодуя от того, что любая тема выходит на Максима.

– Мы у совести и памяти на зарплате, - огрызается Сашка.
– Если тебе друзья для правды не нужны...

– Нужны для правды, правда, нужны, - тихо каламбурю я.
– Но у меня такой винегрет в голове, не представляете.

– Почему? Представляем как раз и очень хорошо, - устало потягивается и вытягивает ноги Лерка.

– Кто лучше нас представит?
– спрашивает Сашка и сама же отвечает.
– Никто.

Действительно, никто. С двенадцати лет на их глазах. И я у совести и памяти на зарплате.

Глава 28. Настоящее. Понедельник. Презентация.