Вернувшиеся

Мотт Джейсон

Харольд сидел на краю кровати в центре бывшего художественного класса миссис Джонсон. Он хотел бы, чтобы у него разболелась спина — это дало бы ему повод для жалоб. Обычно после долгого солидного нытья о болях в спине он лучше размышлял над важными вопросами. Харольд содрогнулся при мысли о том, что случилось бы, не будь он нытиком. Наверное, к этому времени Люсиль уже причислила бы его к лику святых.

Соседняя койка принадлежала Джейкобу. Подушка и одеяло были аккуратно сложены в изголовье. Одеяло сделала Люсиль. На нем изображалось множество ребусов и разноцветных

лабиринтов, которые можно было разгадывать до самой ядерной войны. Уголки одеяла совпадали друг с другом. На наволочке не осталось ни одной складки.

Что за опрятный мальчик, подумал Харольд, стараясь вспомнить, было ли так прежде.

— Чарльз?

Харольд вздохнул. В дверном проеме стояла пожилая женщина. Одна из «вернувшихся». Лучи вечернего солнца, проникая в класс через окно, освещали ее фигуру и стену около дверного косяка, украшенную кляксами всех цветов и размеров — наверное, оставшихся от какого-то древнего задания по рисованию. Интенсивно желтые и свирепо красные пятна выглядели намного ярче, чем мог ожидать Харольд, учитывая то, какими старыми они были. Они окружали пожилую женщину разноцветной радугой, наделяя ее атмосферой магии.

— Да? — отозвался Харольд.

— Чарльз, когда мы уезжаем?

— Скоро, — ответил он.

— Чарльз, мы можем опоздать. А я не люблю, когда мы опаздываем. Люди будут обвинять нас в плохих манерах.

— Все нормально. Они подождут.

Харольд встал, потянул уставшие мышцы и медленно направился к старой женщине. Он отвел миссис Стоун к ее койке в углу комнаты. Этой крупной чернокожей женщине было больше восьмидесяти лет. Несмотря на вполне понятную дряхлость, она неплохо заботилась о себе и своей постели. Женщина всегда была чистой, с хорошо уложенной прической. При всей скудности одежды она каким-то образом сохраняла ее в идеальном порядке.

— Нам не о чем беспокоиться, — сказал Харольд. — Мы успеем к самому началу.

— Но мы опаздываем!

— У нас еще много времени.

— Ты уверен?

— Конечно, дорогая.

Харольд улыбнулся и похлопал женщину по руке, помогая ей опуститься на койку. Когда она вытянулась на боку и начала погружаться в сон, он сел рядом с ней. С миссис Стоун так происходило каждый день: непонятное возбуждение и неизменное огорчение, за которым следовал внезапный сон. Харольд сидел с ней — ее звали Патрисией, — пока она не уснула. Затем, несмотря на июньскую жару, он накрыл ее одеялом Джейкоба. Она сердито проворчала, что им нельзя опаздывать. Затем ее губы сомкнулись. Дыхание стало ровным и медленным.

Харольд вернулся к своей койке. Он с удовольствием почитал бы какую-нибудь книгу. Возможно, в следующий раз, когда Люсиль придет навестить их с сыном, он попросит ее привезти ему большой роман — размером с Библию, но не такой бестолковый и скучный.

А ведь этот Беллами хитер, как лиса, подумал Харольд, потирая подбородок. Агент по-прежнему контролировал ситуацию в лагере. Несмотря на его скромные отговорки, что вся власть теперь принадлежала полковнику, он оставался самым информированным человеком в ближайшей округе. Как бы там ни было, Беллами по-прежнему заправлял хозяйственными делами. Он взял на себя ответственность за распределение пищи и комнат, за обеспечение белья, гигиенических средств, туалетных принадлежностей, тумбочек

и коек. Он присматривал за «вернувшимися» и настоящими живыми.

Агент умел ловко манипулировать другими людьми. Он создавал вокруг себя пространство целесообразности. Поскольку многим солдатам нравилось громко болтать друг с другом во время патрулирования, Харольд понял, что в последнее время в лагере значительно уменьшилось пустой работы для ног. Отношение к заключенным упростилось. Их просто регистрировали и размещали на огороженной территории — как картошку на складе. Если среди новых мертвых попадался кто-то из великих знаменитостей, ему покупали билет на самолет и отправляли домой. Остальных «вернувшихся», откуда бы они ни были, держали за колючей проволокой.

Харольд понимал, что где-то, возможно, к заключенным относились лучше. Но он знал, что вскоре так будет везде. Эффективное управление становилось общим правилом. Было легче и дешевле зарегистрировать «вернувшегося» по номеру файла, затем нажать несколько клавиш компьютера, задать пару вопросов, нажать еще три-четыре клавиши и забыть о человеке. Если администратор чувствовал, что ему следовало пройти «дополнительную милю» — а это делалось все реже и реже, — он выполнял интернетовский поиск по фамилии «вернувшегося». На этом процедура регистрации заканчивалась. Нажатие клавиш на кейборде — почти нулевые усилия — становилось типовым ответом на проблему живых мертвецов.

Оставив спящую женщину в пустом классе рисования, Харольд вышел в коридор, заполненный людьми. С самого первого дня, когда власти приступили к арестам «вернувшихся», организация порядка в лагере шла из рук вон плохо. И с тех пор она становилась все хуже и хуже. Там, где прежде заключенным отводились места для отдыха и досуга, теперь были только койки и люди, прилипшие к ним из-за страха, что кто-то из вновь прибывших присвоит их себе. Пока ситуация не достигла критической точки (количество людей не превышало число доступных кроватей). Но в лагере уже зарождалась иерархия.

Старые заключенные уютно селились в главном корпусе школы, где все работало и находилось поблизости. Новички, кроме старых и немощных людей, размещались снаружи — на парковке и небольших участках улиц, окружавших школу. Этот сектор лагеря назывался Палаточным городом. Глядя на скопление зеленых навесов и палаток, Харольд, сам того не желая, погружался в юношеские воспоминания — в такие далекие дни, что картины перед его мысленным взором мелькали в черно-белом свете.

Благо что погода была всепрощающей: жаркой, влажной, но не дождливой.

Харольд пересек «городок» и направился к дальней стороне лагеря около южной ограды. Там жил Макс — друг Джейкоба. За оградой по своим узким дорожкам медленно прохаживались охранники с винтовками наперевес.

— Тупые ублюдки, — по устоявшейся привычке проворчал старик.

Харольд с тревогой посмотрел на солнце. Оно висело над головой слепящим раскаленным шаром. Струйка пота потекла между его бровями и скатилась на кончик носа. Казалось, что температура воздуха поднялась на десять градусов, словно светило спустилось вниз и, взгромоздившись на его плечи, решило прошептать ему в ухо какую-то важную новость. Харольд смахнул пот со лба и вытер руку о штанину.