Верный меч
Шрифт:
Мальчик кивнул, немного неуверенно, и взобрался в седло Уэйса. Конь фыркнул, затоптался на месте, но мальчик натянул поводья и сдержал его.
Уэйс подождал, пока тот не усядется покрепче, и отпустил уздечку.
– Береги его, - сказал он строго.
– Отвечаешь за него своей шкурой.
Крик капитана привлек наше внимание, и мы поднялись по сходням вслед за священником и обеими леди. Обер с палубы махал руками в сторону корабля: тем, кто отвязывал швартовочные концы и торопился вернуться на свои места, и тем, кто баграми отталкивался от пристани. По оба борта тридцать гребцов уже вставляли весла в уключины;
Четыре конюха почти скрылись из виду, направляясь в сторону замка. Позади нас, на мосту в конце набережной туман начал таять, и сквозь него я видел тени людей, бегущих к нам, как призраки во мраке, с копьями и топорами.
– Посмотрите туда, - пробормотал я рыцарям.
Их были десятки, может быть, даже сотни, свет их факелов скользил по спокойным водам реки. Я снова почувствовал зуд в ладонях и мечтал попросить Обера вернуться, хотя знал, что не сделаю этого. Над крышами домов между замком и собором поднимался черный дым с проблесками пламени; я слышал, или думал, что слышу, голоса, разносимые ветром: "За Нормандию! За короля Гийома!".
Гилфорд склонил голову. Его губы шевелились в молитве, и я спросил себя, что он чувствует? Он был человеком Мале, и служил ему довольно долго, насколько я знал, но, даже если у него не было особой симпатии к мятежникам и Эдгару, все-таки они были его соотечественниками. Молился ли он за них или за своего господина?
– Шевелись, сукины дети, - кричал Обер, терзая барабан.
– Шевелись, если хотите получить свои деньги.
Гребцы вошли в ритм, и корабль рванулся вперед, рассекая воды со скоростью меча. С каждым ударом весел пристань, склады, весь город отступал все дальше в туман. Где-то по улицам города ехал Мале со своим отрядом. Теперь от него зависела оборона Эофервика.
Высоко над нами проплыл замок с его высокой башней и частоколом, а мы стояли у борта, не говоря ни слова, просто наблюдая, как он становится все меньше и меньше, пока река не повернула к югу и даже самые высокие здания не исчезли из виду. Постепенно крики и гром боя растворились в тишине. Остался только звук барабана и плеск весел; наконец мы были одни.
13
Заросшие камышом берега скользили мимо в вечерних сумерках. Длинные ветки ивы покачивались на ветру, почти голые, с редкими каплями маленьких желтых сережек: крошечные точки среди мрака. Первые признаки весны.
Тихая река, спокойная в своем течении, плавно изгибалась по равнинной местности. Утиная флотилия продрейфовала вдоль нашего левого борта, внимательно рассматривая нам глазами-бусинками, когда мы поравнялись с ними. Не было слышно ничего, кроме мягкого плеска весел о тягучую воду. Как отличался этот сонный покой от угрозы наводненных людьми улиц города; трудно было поверить, что мы еще утром находились в центре сражения. Но наступала новая ночь, и темные облака висели низко над землей, готовые пролиться дождем в любой момент.
Обер рядом со мной налег на румпель, потому что река изгибалась на запад в сторону последнего света дня, и из-под высокого носа "Дракона" разошлась по поверхности воды широкая дуга. По правому берегу в поле зрения
– Драх, - сказал Обер, мягко шевеля румпелем.
– Отсюда река течет на юго-восток до самого Хамбре.
С другого конца корабля донесся смех, там Эдо и Уэйс играли в кости с тремя дружинниками Мале. Они казались неплохими людьми; хотя я мало говорил с ними, но я не сомневался, что все они - люди меча, надо было только проверить, насколько толковые.
Я попытался присоединиться к ним днем, но вскоре обнаружил, что мои мысли блуждают и путаются. Произошло так много и за такое короткое время, мне надо было как следует все обдумать. Мы покинули Эофервик в такой спешке, что я до сих пор не понял, как попал сюда, и почему Мале выбрал именно меня для этой задачи.
Впереди река резко поворачивала влево, так резко, что, казалось, воды текут вспять. Обер крикнул своим гребцам, и те, что сидели на левой стороне подняли весла в воздух, получив недолгий отдых, в то время как те, что сидели справа, ускорили ритм. Корабль рванулся вперед, плавно следуя широкому изгибу, и когда русло выпрямилось, ритм гребцов замедлился, и весла по левому борту опустились в воду.
На отмели зашуршали камыши, и я мельком увидел движение теней на правом берегу. Я посмотрен вверх на луну в облаке молочно-белого света, просачивающегося сквозь низкие облака. С утра было ветрено, но к концу дня ветер стих, и теперь свернутый черно-желтый парус лежал рядом с мачтой. Но после недавних дождей течение было сильным, так что мы двигались достаточно быстро.
– Значит, ты из Динана?
– Спросил капитан судна, и я был застигнут врасплох не внезапностью вопроса, а тем, что он был задан на бретонском языке. В последнее время я так привык говорить по-французски, что звучание родной речи казалось почти чуждым.
– Верно, - ответил я. Должно быть, Мале сообщил ему мое имя.
– Ты тоже из Бретани?
Конечно, то, что он говорил на моем языке, не означало, что он бретонец - до сих пор я не замечал никаких следов акцента. Слова снова стали знакомыми, как только слетели с моего языка. Знание подобно морскому отливу: оно никогда не исчезает совсем, просто отступает, в ожидании часа, когда придет пора вернуться с приливом.
– Из Алефа, - сказал он.
– Не далеко от вас.
Я никогда не был в этом городе, но слышал о нем: порт в нескольких милях ниже по течению реки, впадающей в Узкое море.
– Давненько я там не был, - продолжал он.
– И там и в Динане, если на то пошло. Со времен осады.
При упоминании об осаде, я почувствовал пустоту в груди. Этой истории было пять лет, и я знал о ней задолго до сегодняшнего дня. Я слышал, что Конрад, граф Бретонский, отказался присягнуть на верность герцогу Нормандии; что герцог Гийом вторгся тем же летом и загнал Конрада в его замок в Динане; что замок был осажден и разрушен до основания. Но никогда я еще не говорил с человеком, который видел все собственными глазами.