Верный меч

Aitcheson James

– Ты поехал с ним, когда он вернулся?

– В Нормандию?
– Спросил Гилфорд, словно мой вопрос был полным абсуродм, и меня поразил его тон.
– Нет, я остался помогать в управлении его имениями на этой стороне моря.

– Значит, узурпатор не конфисковал их?

– Нет, - сказал капеллан.
– Думаю, даже тогда Гарольд надеялся, что они смогут договориться, но для моего господина было слишком поздно. Казалось, в его голосе прозвучало сожаление.
– Дружба была разрушена и не могла быть восстановлена.

Я молчал.

Гарольд был обманщик, клятвопреступник и христопродавец; у него не было прав на трон Англии. Но даже тогда я не мог не думать: как трудно, должно быть, было Мале отвергнуть столько лет дружбы.

– Он хороший господин, - сказал Гилфорд, оглядываясь на корму, и мне показалось, что он вспоминает Эофервик, оставшийся далеко позади.

С носовой палубы донесся громкий стон; Эдо обхватил голову руками, все остальные смеялись.

Уэйс положил руки на груду камешков, лежавших в центре круга, и потащил их к себе.

– Лучше порадуйся, что мы играем не на серебро, - сказал он, сочувственно похлопав Эдо по плечу.

Женщины на мгновение повернули головы, а затем снова отвернулись к реке. Я немного поговорил с ними днем, заботясь, чтобы у них было достаточно плащей и одеял, чтобы не мерзнуть. Два раза я приносил им еду и вино, хотя они не казались голодными.

Я повернулся к Гилфорду.

– Мятежники не возьмут Эофервик, - сказал я.

Я пытался говорить уверенно, хотя в душе не чувствовал убежденности - не из-за армии под стенами города, а из-за горожан в его пределах. Я не сомневался в способностях Мале, но я не верил, что семисот человек достаточно, чтобы защитить город от внешних и внутренних врагов.

– Мятеж, это только начало, - ответил Гилфорд.
– Даже если их и отгонят, летом к нам явятся датчане, и только Бог ведает, что будет потом.

– Если датчане вообще явятся, - заметил я.

– Они придут, - сказал священник.

Он встретился со мной взглядом, и я увидел, каким постаревшим он выглядит, какие у него усталые глаза. Это не была усталость долгого дня, казалось, она коренится у него глубоко в душе.

– Помолись со мной, Танкред, - сказал он.

Он опустился на колени на доски палубы, сложил ладони вместе и закрыл глаза. Я сделал то же самое, и когда он нараспев произнес первые слова Pater Noster, я присоединился к нему, произнося формулу, за многие годы ставшую частью меня самого: PaterNoster, quiesincaelis, sanctificeturnomentuum...

Пока слова молитвы текли с языка, мой ум блуждал, я начал думать о предстоящей поездке, о благополучной доставке женщин в Лондон и нашей следующей задаче. Что за письмо вез капеллан и почему именно в Уилтун?

– Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen.
– Закончил я и открыл глаза.

Гилфорд вздохнул.

– Извини, - сказал он.
– День у нас был долгий, и я нуждаюсь в отдыхе.

– Конечно, - ответил я.

Время для новых вопросов еще придет. Не было острой необходимости

задавать их сейчас, впереди у нас было много дней путешествия.

– Я должен поговорить с леди Элис и Беатрис, прежде, чем спать, - сказал капеллан.
– Я желаю тебе спокойной ночи.

– Спокойной ночи, отец.

Я смотрел, как он идет, не глядя на Уэйса, Эдо и прочих, чтобы присоединиться к женщинам на корме. Им нелегко было оставить мужа и отца на милость неизвестности, но у меня не было никакого желания нарушать их уединение. Мы постарались предоставить им свободное пространство, что на борту корабля, подобного этому, было задачей, почти невыполнимой. Правильнее, если с ними поговорит Гилфорд, он знал их лучше меня.

Некоторое время я сидел молча, глядя по сторонам. По правому борту поднимался из воды островок шагов тридцать или сорок в длину, на его вершине толпилось несколько голых деревьев. Еще один маячил впереди, черный и безликий на фоне лунных вод, но лицо Обера не выражало беспокойства, когда он наклонился к румпелю, обходя оба острова сразу. С тех пор, как мы миновали Драх, река постоянно расширялась, теперь она была шириной в три-четыре сотни шагов, возможно, даже больше. В темноте трудно было сказать, но теперь я не замечал теней в тумане; твердые берега сменились болотами.

Я поднялся с крадратного дубового сундука, на котором сидел, и прошел вдоль судна между двумя рядами гребцов, мимо мачты к носовой площадке, где рыцари все еще бросали кости.

Эдо поднял на меня голову и отодвинулся, чтобы освободить мне место среди игроков.

– Есть новости?

– Если повезет, мы доберемся до Хамбера к рассвету, - ответил я.

Радульф почесал свой большой нос.

– А что насчет Алхбарга? Когда мы будем там?

– Спроси капитана, - сказал я, наливая пиво из бурдюка в пустую кружку.

Второй крепыш - Годфруа, я помнил - дал тычка Радульфу в бок.

– Мы скоро уже сами превратимся в груду костей, пока ты соберешься бросить свои.

– Я их разогреваю, - сказал Радульф, энергично растирая что-то в ладонях.

– Да они уже горят!

Радульф разжал пальцы; маленькие кубики из резного рога покатились по палубе и замерли на пяти и шести. Он наклонился, чтобы собрать их, а затем передал кости Филиппу, который сложил руки и бросил, открыв две двойки.

– Сыграешь с нами?
– Спросил Уэйс.

– Нам нужен человек, который справится с этим везунчиком, - мрачно сказал Эдо, указывая на кучу камешков перед Уэйсом, а затем на два последних перед собой. У Филиппа после его последнего броска осталось всего пять, у его товарищей немногим больше - по восемь.

– Я не начинаю войну, если не уверен в успехе, - сказал я, улыбнувшись.
– Разве что начнем с начала.

Приглушенный крик раздался от смотровой площадки. Матрос указывал на берег за левым бортом. Нахмурившись, я поспешил к нему мимо Гилфорда и обеих леди.