Верный меч
Шрифт:
– Ты был там?
– Я служил рулевым на корабле Конрада. После осады я оставил службу у него и перешел к Мале.
– Как это было?
– Дома разграбили и сожгли, полгорода было стерто с лица земли. - Сказал Обер, глядя в туман пустыми глазами.
– Женщин насиловали, мужчин и детей убивали на пороге их дома. Запах смерти стоял повсюду: в замке, на улицах, во дворах. Ты не видел ничего подобного.
– Я был при Гастингсе, - сказал я с внезапной обидой.
– Я видел, как тысячи людей погибли в один день от мечей и копий. Ты думаешь, я не
В моих ушах снова зазвенели крики товарищей. Я видел, как кровь стекает по склону холма, и после целого дня битвы уже было не важно, кровь ли это друзей или врагов.
Капитан отвернулся.
– Ты живешь мечом, - сказал он.
– Это совсем другое.
Меня охватило чувство вины, потому что я не хотел быть грубым с ним. Он видел слишком много для человека - любого человека, чья жизнь не была подобна моей.
– Он должен был сдаться раньше, - сказал я.
В те дни Гийом Нормандский имел репутацию жестокого военачальника, преданного друзьям, но беспощадного к тем, кого считал врагами. Со стороны Конрада было глупо бросать ему вызов.
Обер покачал головой.
– Эта война лишила его разума, - сказал он.
– Несколько дней он даже не выходил из своих покоев. Он ни с кем не хотел говорить и вряд ли что-то ел, хотя пил, как лошадь.
– Капитан сплюнул за борт в реку.
– Когда он наконец пришел в себя, для города было слишком поздно.
Я вздохнул. Даже когда я впервые услышал эту новость, я был зол не на норманнов - в конце концов, как можно жить без войн - а на нашего собственного графа, за измену своему народу, за приглашение врага в Динан.
– И все же, вода приходит и уходит, - сказал Обер.
– Пять лет - это большой срок. И сейчас все мы на одной стороне, да?
– Да, - спокойно ответил я.
Конрад был мертв - уже достаточно давно - и вражда между нормандцами и бретонцами похоронена надолго.
Капля дождя ударила меня по щеке, тяжелая и холодная. Последний свет дня почти выцвел, и я уже чувствовал ночной холод, поднимавшийся к бортам корабля вместе с густой пеленой речного тумана. Капли застучали чаще, и я поднял капюшон плаща, чтобы защититься от них. Палуба расцвела темными пятнышками.
– Когда мы остановимся на ночь?
– Спросил я.
– Если сможем, будем плыть до рассвета. Или пока светит луна, и мы можем видеть реку. Если повезет, мы как раз на рассвете достигнем Хамбре. Река здесь широкая и достаточно глубокая, не так много илистых отмелей, чтобы чего-то опасаться. Кроме того, я много раз проходил эту реку в прошлом году. Я знаю ее, как собственную жену.
– Он широко улыбнулся, и я увидел, что у него не хватает нескольких передних зубов.
Я попытался улыбнуться в ответ, хотя, честно говоря, не чувствовал никакой радости.
– Быстрее!
– Обер рявкнул на своих гребцов, потому что они снизили темп, пока мы с ним разговаривали. Он снова поднял барабан и начал бить в него, задавая нужный ритм.
– Хватит спать, чертовы ублюдки. Быстрее!
Я посмотрел на Гилфорда, подошедшего ко мне и
– Как себя чувствуют леди?
– Спросил я его, поглядывая в сторону кормы, где Элис с дочерью стояли, глядя на текучие воды.
– Как и можно было ожидать, - сказал капеллан, его тон несколько смягчился, - молятся за безопасность виконта.
Он достал из-под плаща маленький хлебец и разломил его надвое - несколько сухих крошек упало на деревянный настил - затем предложил мне половину. Я с благодарностью принял ее и откусил, ощущая на зубах грубые примеси. Песчинка царапала десны, я языком передвинул ее вперед, чтобы вынуть и стряхнуть за борт.
– Как долго ты служишь ему?
– Спросил я.
– Много лет, - Гилфорд наморщил лоб.
– Тринадцать или четырнадцать, или даже больше, я давно потерял счет. С тех пор, как он впервые приехал из Нормандии.
– Хочешь сказать, что он жил в Англии до вторжения?
Конечно, я помнил, как Уэйс рассказывал об английской матери Мале, но я так же знал, что он дрался при Гастингсе, и потому решил, что лорд Гийом прибыл в Англию вместе с нами.
Гилфорд набил полный рот и жевал, кивая.
Меня весь день мучил один вопрос, сейчас было самое подходящее время, чтобы задать его. Я понизил голос:
– Что имел ввиду Эдгар, когда сказал, что Мале раньше был другом Гарольда Годвинсона?
– Капеллан побледнел и оглянулся.
– Так это правда?
– Спросил я, нахмурившись.
– Он знал узурпатора?
Мале был достаточно осторожен, чтобы хранить это втайне. Хотя и сейчас находилось люди и среди англичан и среди норманнов, которые с готовностью признавали, что были близки с человеком, укравшим корону. И, не смотря на это, они были в милости у короля.
– Да, знал его, - сказал Гилфорд серьезно.
– Уже в то время, когда я поступил на службу к виконту, они хорошо знали друг друга. Они часто охотились вместе; я помню, однажды летом он даже сопровождал Гарольда в паломничество в Рим.
– Он замолчал, лицо снова приняло обеспокоенное выражение.
– Но их дружба подошла к концу три года назад. Много лет Мале ездил туда и обратно из Гравилля в свои английские поместья. Но когда король Эдуард умер, а Гарольд принял корону, он вернулся в Нормандию, чтобы присоединиться ко вторжению.
Я задавался вопросом, почему два таких близких друга так быстро стали врагами?
– Почему Мале отошел от Гарольда?
– Признаюсь, было много случаев, когда я не мог понять ход мыслей моего господина, - сказал капеллан.
– И это один из них. Наверняка он был против захвата Гарольдом короны, потому что считал его поступок вероломным и беззаконным. Ведь все это произошло после того, как Гарольд поклялся быть верным вассалом герцога Гийома. Но еще раньше их дружба пошла на убыль. Я помню, они много раз встречались в те годы, и каждый раз я замечал рост разочарования или даже обиды в манерах моего господина. Я до сих пор не знаю, что же произошло между ними, что вызвало такую неприязнь.