Верный меч
Шрифт:
Вскоре весла были снова опущены в воду, и барабан Обера начал отбивать ритм более медленно, чем раньше, но так же неуклонно. Гребцы быстро вошли в ритм, мы с Эдо, Филиппом и Радульфом присоединились к ним, а Уэйс и Годфруа воспользовались возможностью и завалились с спать с остальной частью команды на корме. Прошло немало времени с тех пор, когда я греб в последний раз, и я был удивлен, сколько сил нужно приложить, чтобы протянуть лопасть весла под водой и снова поднять его для нового гребка - таким тяжелым оно оказалось. Но, хотя поначалу моя спина и руки протестовали, боль скоро
*
На следующий день я проснулся на рассвете, когда первые проблески солнца над горизонтом превратили воду в мерцающее золото. Все весла были убраны внутрь, большинство гребцов лежали рядом со своими рундуками, свернувшись калачиком под одеялами. Но ветер поднимался, порывами налетая из-за кормы, и Обер на средней палубе скомандовал поднять и развернуть парус; его черные и желтые полосы выгнулись дугой, толкая нас вниз по реке.
Река здесь разливалась так широко, что я едва мог различить берега по обоим бортам. Сонно жмурясь и протирая глаза, чтобы прогнать остатки сна, я глубоко вдохнул холодный воздух. Одинокая чайка низко пролетела перед носом судна, вскоре к ней присоединилась вторая, они взлетели над рекой в голубое небо, танцуя в полете, кружась вокруг друг друга и жалобно плача.
Утро было ясное, но пронзительно холодное. Тепло моих рук улетучилось, как только я откинул шерстяное одеяло. Рыцари вокруг меня еще спали, бодрствовал один Гилфорд, он молился. Обер вскоре вернулся к румпелю, я немного поговорил с ним, хотя он был совсем измучен. Он не спал всю ночь, его глаза покраснели и опухли, он зевал, не переставая. Я предложил занять его место на несколько часов, что он с готовностью и принял. На открытой воде и при попутном ветре справиться с румпелем будет нетрудно, сказал он. Пока я держу курс на солнце, все будет хорошо.
Вот так я и сидел на сундуке, глядя на широкую реку, на небольшие островки, проплывающие за бортом, на далекий южный берег, поросший деревьями с пологими холмами вдали: часть Англии, известная как Мерсия.
Внезапно на меня упала тень, я поднял голову и увидел Беатрис, опирающуюся на борт судна, ее профиль резко выделялся на фоне низкого солнца. Глаза ее были закрыты, и она слегла улыбалась, словно наслаждаясь прикосновением ветра к щекам.
– Миледи, - сказал я, немного удивленный. Я ожидал увидеть кого-нибудь из дружинников или, может быть, Гилфорда.
– Ты хорошо спала?
– Достаточно хорошо, - ответила она. Улыбка исчезла с ее лица, но она не открывала глаз.
Я подумал, что она сердится на меня за сказанное накануне, и уже открыл рот, чтобы извиниться. Наш рейд через Эофервик, встреча с английским флотом, погоня: все это выбило меня из колеи, и я не мог рассуждать здраво. Но я остановил себя, прежде, чем слова сорвались с моего языка. Я думал именно то, что сказал, и не было никакого смысла отрицать это.
– Скажи мне, - резко сказала она, - ты когда-нибудь был женат?
Я уставился на нее, озадаченный вопросом. Она повернулась
– Только на своем мече, - ответил я, пытаясь разбудить свое остроумие.
Она посмотрела обратно на реку, кивая, словно пришла к некоему новому пониманию, но ничего не сказала. Ее широкие серебряные браслеты на запястьях ярко блестели в солнечных лучах.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что иначе ты бы знал, что значит иметь любимого человека и покинуть его.
Передо мной возник образ Освинн, какой я последний раз видел ее вечером в Дунхольме, с прядями темных волос вокруг смеющегося лица. И я вспомнил, как Може стоял передо мной на улице и говорил, что она мертва. Я почувствовал, как пожар, сжигавший меня, возвращается снова.
– Я знаю, что это значит, - сказал я, вставая перед Беатрис с пылающими щеками.
Она бесстрастно смотрела на меня, хотя я возвышался над ней на целую голову.
– Ты не показывал этого.
– Я много чего не показываю, - ответил я, не понимая, чего она от меня добивается.
Мне нужны были только слова, которые я мог бросить ей в ответ. Она снова улыбнулась, хотя улыбка вышла совсем не доброжелательная; похоже, она поняла мое состояние и наслаждалась моим раздражением.
– А что насчет тебя?
– Спросил я, желая отвлечь ее от моей персоны.
– Ты замужем?
Судя по возрасту, она должна была быть замужем, но, с другой стороны, я не видел ни одного мужчины рядом с ней в Эофервике, и кольцо на руке она не носила.
Прядь золотых волос упала ей на щеку из-под платка, и она быстро заправила ее обратно.
– Была когда-то, - сказала она тихо.
– Еще до вторжения, четыре года назад. Мы поженились летом, он умер до Рождества. Я знала его не долго, но когда это случилось, мне, тем не менее, не легко было это перенести.
Освинн тоже не долго была со мной, всего несколько месяцев.
– Мне очень жаль, - сказал я.
Она кивнула и некоторое время молчала, словно раздумывая, принимать ли мое сочувствие.
– Просто помни, что ты не центр мироздания, Танкред Динан, - сказала она наконец, и гнев прорвался в ее голосе.
– Тогда, возможно, в следующий раз ты подумаешь лучше, прежде чем открывать рот.
Прежде, чем я успел что-то ответить, она развернулась на каблуках и пошла прочь. Я смотрел ей вслед, удивленный внезапностью ее гнева. Я не мог сообразить, чего она, Обер и Гилфорд хотят от меня. Тем не менее, времени на размышления у меня не было, потому что ветер сменил направление, и один из гребцов крикнул мне лечь на правый борт. Я тянул румпель, налегая на него всем весом тела, пока нос не сместился прямо к центру солнца, которое уже полностью поднялось над горизонтом. Чайки по-прежнему кружили над нами, неумолчно крича.