Вершалинский рай
Шрифт:
Постояльцу показалось, что он видит сон.
Перед самой войной по империи разъезжали уполномоченные — искали и отбирали басы для Исаакиевского собора в Питере, куда царская семья любила ходить на молебен. Верующие в Бресте подсказали вербовщикам: «Один жабинский парень так в церкви ревет, что голос его, когда пустит ноту, аж бьет в морду!»
Вскоре Николай Регис из глухой белорусской деревеньки, прозванной Жабинкой за майские концерты болотных тварей, оказался в Исаакиевском соборе, а после революции — в Берштах, под Щучином, где служил дьяконом.
Берштовский приход давал
«Монархисты» перехватили Региса, как раз когда он шел в Колодезную.
Оценив обстановку, опытный дьякон сообразил: самое лучшее в его положении — загадочно молчать. Все последующие дни до глубокой ночи он тешил мужиков петербургскими рассказами, а насчет трона — ни-ни.
Деревенька быстро откормила Региса, одела с ног до головы и обула во все новое. На рубашках, пиджаке, новехоньком кожухе зелеными, синими и желтыми нитками бабы старательно вышили бродяге корону, царский вензель с инициалами «Н. А. Р.». Так же разрисовали комплект женской одежды, и, вручая его почетному гостю, солтыс объявил:
— Это вашей дочери, августейшей княжне Татьяне Николаевне Романовой, великой наследнице святого русского престола! [30]
Наконец мужики устлали розвальни домоткаными коврами и с шиком отправили высокого гостя в Грибовщину.
В «святой» деревеньке Николай смекнул, что Альяша «на царя» не возьмешь, и с ходу подобрал ключик к самолюбивому старцу. Низко поклонившись, почтительно поцеловав пророку руку, оп смиренно сказал:
— Отец Илья! Я приехал к вам, чтобы все мысли, глаголемые богом через ваши уста, вписать в Библию!
30
Настоящая фамилия авантюристки — Татьяна Меншикова-Радищева. Привели ее к этой роли тропы Лжедмитрия и принцессы Владимирской — «княжны Таракановой». Меншикова-Радищева была на содержании у кардинала Польши Хленда и очень часто давала интервью польской и зарубежной прессе.
Альяш от растерянности хмыкнул и послал Майсака подыскать гостю квартиру.
Регис, как видно, изучил натуру подобных людей. А может, и заочно знал Альяша — наслушался о нем в скитаниях достаточно. Как бы то ни было, а тут Николай попал в точку: старик вдруг словно подрос, даже горбиться стал меньше, а к гостю относился с уважением.
Вскоре новый апостол покорил грибовщинских богомолок не только представительной фигурой. Когда бывший хорист Исаакия затягивал в грибовщинской церковке псалом, люди показывали друг другу на чудо: лампы подрагивали, на свечках в одну сторону ложились огоньки. Когда же он затягивал «Многая лета», всем делалось страшно и казалось — вот-вот что-то обязательно случится! Подпив в кринковском
Поселившись у Михаила Лапутя, Регис обставил свою комнату образами, в числе которых была икона святой троицы еще не виданных на селе размеров — два метра на три!
В церковку он ходил только по настроению. Чаще приносил бутылку водки и корзину закуски, закрывался в комнате и не выходил из нее, покуда не кончался запас того и другого. В отличие от Альяша, бывший дьякон проматывал все, что попадало ему в руки. Скупым по справедливости назвать его было нельзя.
Стала при нем Лапутиха растапливать плиту сырыми дровами — Регис дал ей бутылку своего керосина.
— Не дуй так, баба, лопнешь! На, облей дрова, мигом вспыхнет!
Хозяйственная женщина, не без удивления приняв подарок, брызнула для близиру каплю на дрова, а всю бутылку с драгоценной жидкостью припрятала.
Будучи пьяным, Регис однажды ввалился к Лапицким, когда в доме были одни дети, и начал одаривать их деньгами. Суровый отцовский наказ ничего у чужих не брать на этот раз не помог, дети не устояли.
Назавтра старый Лапицкий, вызванный в гмину, вытащил из-под кровати новые сапоги, надел их, по сейчас же снял — что-то мешало. Перевернул, потряс — на пол упали золотые монетки с изображением царя. Когда столбняк прошел, старик учинил следствие малым, прибежал к транжире и выложил монеты на стол.
— Отец Николай, вы в хате моей вчера оставили!
— Так зачем отдаешь? — удивился Регис.
— Чужого мне не надо.
— Бери, бери, пока не раздумал!
— Я их не заработал.
— Ну и дурак!
— Какой есть.
Старый Лапуть показал на святую троицу:
— Вам, отец Николай, грешно золото в руки брать!
— А попы, а латинская церковь разве им брезгуют? Одно другому не помеха!
Но больше всего широта натуры прохиндея и гуляки проявлялась в обращении с многочисленными поклонницами в окрестных селах.
ДЯДЬКА МИРОН, ВДОВУШКИ И ТРИ АЛЛИГАТОРА
Жарким летним днем Регис за десять злотых нанял возницей Мирона Костецкого, вынес завернутую в простыню икону Журовичской божьей матери, уложил ее в солому и предупредил ездового:
— Не смейся, когда увидишь что-то!
— Мне-то что?! — пожал плечами, не вполне понимая суть этого требования, Мирон.
Он застлал солому ковром, оба уселись на мешок с сечкой, и возок покатился.
— Ну, Мироне, хвались своим богатством!
Обрадованный тем, что знаменитый интеллигентный пассажир не брезгует беседой с ним, простым мужиком, Мирон охотно ответил:
— Какое там богатство! Известно — две коровы, лошадь, пара овечек, жена да детей пятеро!
— Еще, поди, Бобик, кот, свинья с поросятами, куры? Дети замурзанные, босые, потому что ты, оболтус, обуви им не покупаешь, — верно?
— Не панские, побегают и так! — Мирон не обидчиво вздохнул. — Не накупишься обувки, плох сейчас заработок! Раньше в Гродно был кое-какой фарт — крепость вокруг города строили. Шоссе прокладывали из Белостока на Волковыск, нанимались мужики. А теперь где заработаешь? Разве какого пана подвезешь вот так, зимой лес с делянки на станцию подкинешь да баба продаст яичек, петушка — вот и все!
Офицер Красной Армии
2. Командир Красной Армии
Фантастика:
попаданцы
рейтинг книги
