Верум
Шрифт:
Я думала жить в похоронном доме – было жутко. Но по сравнению с этим имением то походило на детскую игру.
Дрожа, я съеживаюсь под крышей, ветер пронизывает сквозь ночную рубашку.
О чем я только думала, придя сюда?
– Знаешь, большинство людей носят обувь. И одежду.
Дэер заскакивает под крышу, чтобы укрыться, промокший с головы до ног. В отличие от меня он полностью одет, но в точности, как и я, совершенно мокрый.
– Это тебе не очень помогло, - подмечаю
Он пожимает плечами, облокотившись о колонну, едва укрывшись от ливня, стряхивая воду с волос. Он длинный и стройный, и кое-что в нем напоминает мне смертоносную кобру, свернувшуюся для удара.
– Все нормально. Я не растаю, поверь мне.
Он изучает меня, его глаза черны, как ночь.
– В любом случае, что ты здесь делаешь в середине ночи?
Думаю, я замечаю веселье в его глазах, веселье пронизанное беспокойством, но я отвожу взгляд, прежде чем смогу быть уверенна. Эта ситуация выбивает меня из колеи, заставляет нервничать… пробуждает каждый нерв.
– Я не могла уснуть.
Я не вижу необходимости сообщать ему, что я спала, но что плохой сон в главной роли с ним разбудил меня. Никому не нужно этого знать.
– Тебе следует сходить завтра к Сабине, - говорит он мне, его слова любезны, но тон скучающий. – Она спец в травах. У нее есть чай, который в считанные минуты успокоит тебя.
Так или иначе, это меня не удивляет. Сабина, со своим крошечным скрюченным телом и темными загадочными глазами… кажется подходящей персоной, чтобы время от времени заниматься травами.
– Ладно. Может быть, загляну.
Дэер изучает меня в течение пары минут, обводя взглядом с ног до головы, и наблюдая, как стучат мои зубы.
– Если бы у меня была куртка, я бы предложил ее тебе.
Его слова тихие в ночи, и предложение куртки – такой джентльменский поступок.
– Не смотри так удивленно, - посмеивается он. – Я может быть и не такой милый как ты, но у меня есть манеры. – Он распрямляется и разводит руки. – Иди сюда, Калла.
К его теплу.
К его силе.
Мне хочется.
Мне хочется.
Но я решительно качаю головой.
Взгляд Дэера омрачается, и его руки обратно опускаются по бокам.
Он отталкивается от колонны и приближается ко мне, его длинное тело гибкое и стройное. Я с трудом ловлю воздух, когда он делает шаг ко мне, ближе, потом еще ближе.
На мгновение я ощущаю себя дичью, а его охотником, пока реальность не поражает меня, и я знаю, он бы никогда не стал охотиться на меня. Я – ночь, а он – день. Он целый, а я сломленная.
– Ты здесь насмерть простудишься, - говорит он мне, сейчас его голос нежный, и эта вся ситуация «мне нужно пространство» убивает меня, убивает меня, убивает меня.
Интересно, убивает ли его это тоже?
– Идем, следуй за мной, - зовет он меня, продвигаясь
– Ты не привыкла к здешнему дождю, - сообщает мне он, проворно растирая мне руки. – Не выходи снова ночью. Ты не знаешь, что ожидает тебя там.
Я не утруждаюсь ему напомнить, что орегонский дождь такой же сильный, что оба места дождливые, серые и унылые, и что я к этому привыкла. Я не спрашиваю, что ожидает меня там, поскольку не хочу знать. Пока нет.
– Я… эмм, - я замолкаю. – Почему ты так добр? – выпаливаю я. – Я была не очень к тебе дружелюбна.
– Ты делаешь, что должна сделать, - отвечает он мне, странный взгляд появляется в его темных глазах. – Здесь все не то, чем кажется, Калла. Не забывай этого и с тобой все будет в порядке.
И с этими словами он уходит, оставляя меня одну в комнате с мокрым полотенцем в руке.
Я пробираюсь обратно в свою комнату через тихие залы, и проходя мимо окон, появляется такое чувство, что что-то рычит.
Что-то ждет,
Что-то спит в темноте.
Я не знаю, что это.
Но оно знает меня.
В этом я уверена.
ГЛАВА 8
Мне так одиноко.
Знаю, я здесь для того, чтобы поправиться, чтобы исправить то, что сломано, вспомнить то, что забыла.
Но быть одной одиноко.
Я пишу еще одно письмо папе, и отдаю его Сабине.
Я в порядке, заверяю я его в письме. Я соврала, но может быть, он этого не узнает.
Если в Уитли и есть какие-нибудь ответы, то я определенно их еще не нашла.
Подняв медальон, я обнаруживаю, что шепчу.
«Святой Михаил, защити меня. Защити меня от того, чего я не знаю. Направь меня к тому, что мне нужно найти».
Я обратно прячу кулон под рубашкой, и метал прохладный на моей коже. Холодок напоминает мне о Финне, о том, что он мертв, и я вновь ощущаю себя опустошенной.
Каждый раз воспоминание, срывает пластырь.
Быть без Финна мучительно, и это больно задевает меня в самое странное время.
До ужина еще часы, так что я пробираюсь по залам, стремясь отвлечься, что-нибудь обнаружить. Что угодно.
Я нахожу старую детскую с двумя люльками и жутковатой лошадью-качалкой. Ее деревянные глаза безжизненно наблюдают за мной, пока я разглядываю комнату.
Стены – бледно-желтые и старые, на полу блестящая древесина, потолки высокие. Даже здесь люстры, в месте, где должны были расти дети.