Верум
Шрифт:
Ее темные глаза повествуют историю, и мне они говорят, что она знает больше меня. Что она, может, знает обо мне даже больше, чем я сама.
Это безумие, знаю.
Но, видимо, теперь я сумасшедшая.
Сабина подводит меня к бархатному стулу и мягко в него усаживает. Она бросает взгляд на Дэера.
– Оставь нас, - тихо говорит она ему. – Теперь она со мной. С ней все будет в порядке.
Он медлит и смотрит на меня. И я киваю.
Со мной все будет в порядке.
Думаю.
Он
Сабина шуршит рядом и пока она этим занимается, осматриваюсь. На столе возле меня, раскинуты карты Таро, выложенные в странную конструкцию, как если бы я прервала гадание.
Я задыхаюсь, потому что здесь что-то витает в воздухе.
Что-то мистическое.
Через минуту Сабина сует мне в руки чашку.
– Пей. Это мелисса с ромашкой. Он приведет в норму твой желудок и успокоит тебя.
Я не пристаю к ней с расспросами, откуда она знала, что я была расстроена. Это должно быть, было написано у меня на лице.
Я мелкими глотками потягиваю напиток, и через секунду, она поглядывает на меня.
– Лучше?
Я киваю.
– Спасибо.
Она улыбается, и ее зубы – страшные. Я отвожу взгляд, а она роится в шкафу. Она извлекает свой приз и вручает мне коробку.
– Принимай это на ночь. Он поможет тебе уснуть. – Я вопросительно на нее поглядываю, и она добавляет, - Дэер рассказал мне.
Я беру коробку, на которой нет товарного знака, и она кивает.
– У твоей мамы были проблемы со сном. И так же у нее бывали нервные припадки.
Сабина никак не может знать, что мой «нервный приступ» включает в себя галлюцинации и голоса, так что я просто улыбаюсь и благодарю ее.
Я снова поглядываю на ее стол.
– Сабина, а вы гадалка? – Кажется странным произносить эти слова серьезно, но старуха не колеблется.
– Я читаю карты, - кивает она. – В один прекрасный день, я прочту и твои.
Не знаю, хочется ли мне знать, что они скажут.
– А вы читали карты Дэера? – импульсивно спрашиваю я, и не знаю зачем. Сабина поглядывает на меня, ее черные глаза понимающие.
– Этот мальчик не нуждается в предсказании будущего. Он пишет свое собственное.
Я понятия не имею, что это значит, но киваю, будто знаю.
– Теперь с тобой все будет хорошо, - говорит она мне, ее выражение лица мудрое, и я понимаю, что верю ей. У нее успокаивающая натура, нечто, что умиротворяет атмосферу вокруг нее. Я не замечала этого раньше.
– Мама никогда не упоминала о вас, - бормочу я, поднимаясь на ноги. – Я нахожу это странным, поскольку она, должно быть, вас любила.
Сабина отводит взгляд.
– У твоей мамы не было счастливых воспоминаний отсюда, - спокойно отвечает она. – Но я знаю ее сердце.
– Хорошо, - неуверенно произношу я, зависнув
– Если я снова тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.
Я киваю, и потом ухожу. Уходя, я чувствую пристальный взгляд Сабины, но сопротивляюсь желанию обернуться.
Вместо этого я сосредотачиваюсь на том, насколько лучше я себя чувствую после Сабины, насколько гораздо спокойнее.
Может быть, в чае был валиум.
Заходя в комнату, я решила, что должно быть, я все это выдумала. Я плохо спала. Мой разум сыграл со мной злую шутку, как это бывает с разумом, когда он лишен сна.
Очевидно.
Вот и объяснение.
Я поднимаю руку, чтобы убрать за ухо волосы, и замираю.
Мои пальцы пахнут гвоздиками и лилиями.
ГЛАВА 11
Веревки связывают меня, не дают подняться, сдерживают, впиваются в меня.
Я извиваюсь и кручусь, но от них не освободиться.
Мой разум свертывается спиралью, раскалывается, трескается, разбивается на миллион спутанных кусочков.
Свет попадает внутрь, освещая, но здесь нет истины. Есть только бред и головоломки.
Я не могу понять.
И
Не
Уверена
Что
Хочу
Понимать.
– Помогите! – кричу я. Но мой голос эхом раздается по коридорам, проходам и комнатам. Здесь никого нет, кроме меня, и я одна, и это мой наихудший страх.
– Кто-нибудь! – мой голос ломается, и пальцы впиваются в потертую веревку. Там никого, но веревка внезапно обрывается, отбросив меня к стене с силой моего собственного движения.
Я вскакиваю, готовая бежать, но потом понимаю…
Там некуда бежать.
Я сижу перед массивным столом Элеонор, с неловкостью ожидая, когда она заговорить. Прошло уже целых двадцать четыре часа с тех пор, как я вообразила ту сцену в склепе. У меня было время понять суть галлюцинаций, и принять их за то, чем они были – плодом бессонницы. Я игнорирую неоспоримый факт, что на моих пальцах был отчетливый запах роз, который я не могла выдумать.
Сейчас же я просто жду, чтобы выслушать, какие надежды возлагает на меня Элеонор.