Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Я вложила свою руку в его и ощутила крепкое пожатие. Могучим усилием он вытащил меня из канавы. Я впервые увидела пламя и дым на месте «Тиршита». Пока я смотрела, Атаназиус Фуггер вновь сел на корточки и помог выбраться Тристану. Тристан поблагодарил его в той отрывистой манере, в какой говорят мужчины, когда не знают, каковы намерения собеседника.
К тому времени как мы подошли к бывшему входу в «Тиршит», от пивоварни и таверны ничего не осталось. Люди разбегались, кашляя, истекая кровью, выкрикивая бессмыслицу, как умалишенные.
И, конечно, не стало Тиршитской пивоварни, единственного места в Лондоне, где я была в безопасности.
В которой мы — наконец-то — вроде бы учимся на своем опыте
Тристан вывалился из ОДЕКа весь в синяках, всклокоченный, серый, с налитыми кровью глазами. У меня упало сердце. Что бы ни случилось, оно могло обернуться еще хуже, и слава Богу, что не обернулось. Я положила руку на кнопку интеркома и тут же отдернула — Тристану сейчас явно было не до разговоров. Пока он проходил дезинфекцию, мы могли только кусать ногти и ждать.
Когда он вышел, я не сдержалась и бросилась его обнять, но он вежливо меня отстранил и указал на левую руку.
— Трещина, — хрипло прошептал он. — Возможно.
— Едем в травмпункт, — сказала я, беря его за здоровую руку.
Он мотнул головой:
— Сперва отчет. Зови Фрэнка и Ребекку.
— Они могут подъехать в травмпункт…
— Нет. Сейчас. — И он, шатаясь, побрел к уборной.
Я позвонила. Ребекка сказала, что они приедут через десять минут и привезут Эржебет (Ребекка забрала ее к себе утешить после утренней драмы).
До их приезда Тристан в конференц-зале общался по видеосвязи с Фринком. Когда наконец мы все собрались, а видеоэкран, проклятие нашей жизни, отключили (и даже вытащили провод из розетки), Тристан обвел нас взглядом, посмотрел в стол, снова поднял глаза и с трудом выговорил:
— Лес Холгейт погиб.
— Отлично! — воскликнула Эржебет раньше, чем мы успели выдохнуть. — Поделом ему.
Тристан глянул на нее сердито и уже вроде хотел что-то сказать, но сдержался.
— Ужасно, — проговорила я. — Кто его убил?
Он покачал головой.
— Не кто, а что. — Тристан умолк, приложил здоровую руку ко лбу, затем продолжил: — Лес составил план, включавший непродуманные элементы. Я пытался исправить дело, но произошли непредвиденные осложнения. А потом… — Ему, видимо, не хватало слов. — Пивоварню смело. Все внутри погибли.
— Был взрыв? — спросил Фрэнк Ода.
— Нет! — твердо ответил Тристан. — Что-то, чего я не могу описать. Взрыв, схлопывание, выворачивание наизнанку, измельчение в блендере, пламя, лед… и хуже.
Эржебет посерьезнела и вздохнула.
— Диакроникуш ньираш, — тихо проговорила она. — Диахронический… ммм… — Она сделала горизонтальный рубящий жест
— А что именно это значит? — спросил Фрэнк Ода.
— И что нам с этим делать? — подхватил Тристан.
— Можем ли мы отправиться в другую Нить и как-то все исправить? — продолжал Фрэнк Ода.
Глаза Эржебет немного расширились, и она мотнула головой:
— Ой, нет. Нет, все кончено. Его существование — существование всех, кто попал в срыв, — стерто необратимо, во всех Нитях. Вы не можете даже вернуться и поглядеть на него. Его нет. Точка.
— Ужасно, — повторила я.
— Почему? Он был гадкий человек, — сказала Эржебет и тут же смягчилась. — Хотя наверняка погибли и неповинные люди. Для них и для их семей это большое несчастье. — Она задумалась. — Я подозревала, что это миф, поскольку никогда не встречала людей, которые бы такое видели. Последний срыв в Европе был в Париже в тысяча семьсот семьдесят седьмом. Наверно, с тех пор все поумнели и стали осторожнее.
— Кто еще погиб в этом диахроническом срыве? — спросила Ребекка. — Грайне, как я понимаю, осталась жива, иначе бы вы не вернулись.
У Тристана стало такое лицо, будто к грузу на его плечах добавилось фунтов сто.
— Меня перенесла не она. После хаоса меня разыскала молодая английская ведьма Роза и предложила отправить сюда.
— Так Грайне погибла?
Он скривился.
— Она жива. И даже не пострадала физически. А вот душевно… Ломах убил не только Леса, но и любовника Грайне, и хозяина заведения и, разумеется, уничтожил «Тиршит», служивший ей домом в последние десять лет. Она — незамужняя ирландка в елизаветинском Лондоне. «Тиршит» был ее убежищем. Когда я последний раз видел Грайне, она была в истерике.
— Немудрено, — проговорила бледная, притихшая Эржебет. — Ужасно утратить опору. Бедняжка.
Что-то не складывалось.
— Как же ты мог оставить ее в таком состоянии? — спросила я. При всей скрытности Тристана я знала, что он просто не мог бросить Грайне в беде.
— За ней приглядят. По крайней мере временно, — ответил он.
— Кто?
— Атаназиус Фуггер.
Наступила долгая пауза, пока мы переваривали услышанное.
— Вы оставили ее в руках Фуггера?! — воскликнула Эржебет.
— Как? Почему?.. — начала я.
— Я расскажу вам, что знаю, — ответил Тристан. — Он был там. Достаточно близко, чтобы все видеть, достаточно далеко, чтобы его не задело — или как это сказать — диахроническим срывом. Видимо, он шел за мной и Грайне. Он помог нам выбраться из канавы, затем пошел с нами к месту пожара. Грайне в истерике. Он обнимает ее, притягивает к себе, она рыдает у него на плече. Он смотрит на меня — что-то в его взгляде очень странное — и говорит: «Полагаю, вам пора вернуться восвояси. Вы знаете другую ведьму, которая может это сделать. Возвращайтесь и поразмыслите». И кивает на огонь, смотрит на меня очень серьезно и добавляет, глядя на Грайне: «О ней я позабочусь». Больше я его не видел.