Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Я думала, что выплата денег и передача книги произойдут позже с участием аукциониста, покупателя, адвокатов, банкиров и кого там еще. Однако когда торги закончились и зал опустел, человек, купивший Массачусетскую Псалтирь, прошел по проходу между рядами, убирая в карман мобильный, по которому только что разговаривал. Он был в безупречном сером костюме-тройке, то ли ультрамодном, то ли ретро. Лет за пятьдесят, подтянутый, очень ухоженный, но какой-то странный — бакенбарды много длиннее обычного, очки без оправы с тонированными стеклами, которые я приметила, еще когда он вошел. Я думала, это
Мы с Тристаном стояли в проходе, и он, поравнявшись с нами, сказал:
— Надеюсь, вы сможете уделить мне минутку.
Мы от изумления ничего не ответили, так что он обернулся с чуть озадаченным выражением:
— Я вас не задержу.
— Конечно, — ответил Тристан из вежливости, но я чувствовала его смущение. Мы изображали распорядителей «Ист-Хауз траста», нашей задачей было отдать книгу аукционисту, посмотреть, что произойдет, и уйти, а не вступать в общение. Через два часа у нас обратный рейс в Бостон, а после — обед с коллегами. Однако неприлично сбегать от человека, который только что отстегнул нам четырнадцать миллионов долларов, так что мы отошли в сторонку и стали ждать. Покупатель разговаривал с сотрудниками аукционного дома, а мы смотрели в окно на Центральный парк в желто-алом убранстве. Велосипедисты и гуляющие радовались свежей осенней погоде, служители парка сгребали сучья и опавшую листву.
— Прекрасный денек, не правда ли? — спросил покупатель, словно читая мои мысли.
Мы обернулись и увидели, что он идет к нам. В руке у него была Массачусетская Псалтирь, за которую он только что выложил четырнадцать миллионов долларов.
— Меня зовут Фредерик, — сообщил он. Затем небрежно сунул книгу под мышку, словно купленный в аэропорту дешевый роман, и протянул руку.
— Мел, — ответила я, раз уж мы сразу перешли на обращение по имени.
— Тристан, — сказал мой спутник.
Мы обменялись рукопожатиями. По-прежнему держа книгу под мышкой, он вытащил из кармана плаща пару дорогих кожаных перчаток и натянул их по пути к выходу. Тристан придержал дверь мне и ему. Машин почти не было, так что мы быстро перешли Пятую авеню и через несколько минут уже шли по парку.
— Где «Ист-Хауз траст» раздобыл этот великолепный экземпляр? — спросил Фредерик. Шел он быстро. Тристан без труда шагал в его темпе, а вот мне в одолженных туфлях на высоком каблуке приходилось семенить.
— Учитывая требование конфиденциальности со стороны доверителей, я позволю себе считать ваш вопрос риторическим, — ответил Тристан.
Фредерик остановился и посмотрел на нас:
— Он новый.
Мы оба вытаращили глаза, что явно его позабавило.
— Фонд, я хочу сказать. Учрежден всего неделю назад. О нет, я не про экземпляр. Он, безусловно, древний! — И Фредерик, вытащив книгу из-под мышки, с любопытством принялся листать страницы.
— Вы правы по обоим пунктам, Фредерик, — сказала я.
Мне странно было смотреть на эти страницы, потемневшие и покрытые пятнами от времени — ведь я видела их новыми всего несколько недель назад. Сказать по правде, я испытывала
Фредерик повернулся к нам спиной, чуточку невежливо, и пошел дальше. Он свернул с главной аллеи на дорожку, которая вилась в лесистой части парка. Мы пошли за ним, шурша палой листвой. Он сказал:
— Полагаю, вы скажете, что книгу отыскали где-нибудь на чердаке, и как только супруги Ист-Ода поняли ее ценность, они учредили фонд для разрешения финансовой стороны вопроса. Что ж, история звучит достаточно правдоподобно.
Мы с Тристаном, отстав на полшага, переглянулись. Фредерика было довольно плохо слышно, потому что мы приближались к бензиновому измельчителю, куда служители парка закидывали убранные ветки и листву; переработанная масса сыпалась в грузовик. Измельчитель громко тарахтел. Фредерик остановился неподалеку от него и снова повернулся к нам.
Я поняла. Вернее, я думала, что поняла. Он хочет поговорить с нами приватно, не боясь «жучков», потому и выбрал шумное место.
— Знаете ли вы что-нибудь о рынках? — спросил Фредерик. — Учитывая вашу профессиональную подготовку, доктор Мелисанда Стоукс и подполковник Тристан Лионс, думаю, вряд ли. О, вы иногда читаете деловой раздел «Нью-Йорк таймс» и, как люди образованные, имеете некоторые общие представления. Полагаю, я несколько больше смыслю в таких материях, поскольку они связаны с моей профессией.
— А какая у вас профессия, Фредерик? — спросил Тристан.
Фредерик вновь сунул книгу под мышку — меня раздражало, что он так обходится с ценнейшим древним артефактом. Ни один библиофил так бы не сделал. Освободив руки, Фредерик снял тонированные очки, сложил их и аккуратно убрал в нагрудный карман плаща. На мгновение он сощурился от яркого осеннего света, так что в углах глаз собрались морщинки. Моргнул раза два, затем сказал:
— Такая профессия, которая позволяет мне потратить четырнадцать миллионов на книгу.
— Туше, — ответил Тристан.
И тут у него отвисла челюсть. Он уставился на Фредерика. Я тоже смотрела на нашего собеседника, но решительно не могла понять, что так изумило Тристана. У Фредерика было что-то странное с глазами, какая-то асимметрия: левый зрачок расширен настолько, что голубой радужки почти не видно, а правый, наоборот, сжат в точку, как и должно быть на ярком свету.
— Это просто, — ответил Фредерик, — но не просто. Спрос, предложение, отдельные транзакции вроде нашей сегодняшней — детская игра, уровень киоска с лимонадом. Но когда миллиарды их накапливаются в течение столетий — все уже сложнее. Результирующий поток информации, зашифрованный в колебаниях цен и переменах на рынке, недоступен отдельному человеческому уму. Вот почему такое лучше предоставить профессионалам, которые подготовлены к этому выучкой и, если можно так сказать, родословной. До свидания.