Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Фредерик повернулся к нам спиной и зашагал к измельчителю. Рабочие в наушниках, занятые своим делом, заметили его, лишь когда он подошел на несколько ярдов. При виде хорошо одетого, уверенного джентльмена, они выпрямились, глядя с осторожным любопытством. Фредерик приветствовал их вежливым кивком, шагнул ближе к жерлу рычащей машины и сунул руку под мышку. Внезапно я поняла, что сейчас будет, но поверить этому не могла.
Обернувшись через плечо — убедиться, что мы с Тристаном смотрим, — Фредерик вынул из-под мышки Массачусетскую Псалтирь и кинул в измельчитель. Машина на миг поперхнулась (я тоже) и выплюнула в кузов грузовика фонтан
Фредерик пошел прочь.
— Н-да, вот тебе и фу, хер, — заметил Тристан. — Давай возвращаться, Стоукс.
«Апостольское кафе» расширилось; теперь оно включало «Евклидов гриль» в бывшем нефе — с простой едой днем и ресторанной вечером. Мы с Тристаном отправились туда прямиком из аэропорта. Нас уже дожидались Фрэнк, Ребекка, Эржебет и новый член команды, Мортимер Шор — исторический фехтовальщик, которого Ребекка нашла в парке. Это он обучал Тристана обращению с палашом. Мортимер — высокий поджарый калифорниец с гривой волнистых темных волос и густой бородой, над которой то и дело вспыхивает веселая улыбка. Он учился в МТИ сразу по двум специальностям — металлургия и компьютерные науки, но Тристан уговорил его отложить научную карьеру и пойти в ДОДО на полную ставку сисадмином и экспертом по фехтованию. Они вчетвером уже заняли большую кабинку в углу ресторана, забронированную на «Ист-Хауз траст». Посередине из ведерка торчала двухлитровая бутыль дорогого с виду шампанского. Судя по объятиям и вскинутым пятерням, которыми нас приветствовали все (да, включая Ребекку), отмечать начали заранее. Мы еще не рассказали им про Фредерика и не знали, надо ли.
Гобоистка-приколистка Джулия (почему-то нас всегда обслуживала она) открыла шампанское и налила мне и Тристану. Начались тосты. Эржебет, которая выглядела так, будто родилась с бокалом
Тристан быстро осушил бокал. Вид у него по-прежнему был несколько пришибленный, как будто в Центральном парке ему встретилось привидение. Шампанское он не особо любил, поэтому поднял руку, подзывая гобоистку-приколистку.
— Что вам принести? — спросила Джулия.
— Что всегда, — ответил Тристан, уже углубившись в обеденное меню.
Джулия замялась и даже чуть порозовела от смущения.
— Извините, — сказала она. — Я чувствую, что вроде должна помнить, но почему-то совсем из головы выскочило.
— «Лучшее старое тиршитское горькое»! — ответил Тристан, поднимая глаза.
Она нахмурилась:
— У нас такого, кажется, нет. Это импортное?
Тристан улыбнулся бойскаутской улыбкой, но ответил твердо:
— Я его заказываю, сколько существует ваше заведение. Вы мне его и приносили.
— Хорошо. — Она со скептическим видом записала в блокнотике. — «Тир-шитское»? «Горькое»?
— Да, — ответил Тристан.
Мы все еще читали меню, когда она вернулась и сообщила, что у них нет — и никогда не было — «Лучшего старого тиршитского горького». Тристан привстал и вопросительно глянул на бармена,
Эржебет потянула Тристана за рукав, усаживая на место.
— Диахронический срыв, — шепнула она. — Тиршитской пивоварни нет с первого сентября тысяча шестьсот первого года.
— Это почти такая же трагедия, как гибель Леса Холгейта, — вполголоса пробормотал Тристан.
В теплой, но в то же время странно торжественной обстановке мы сидели за столом, не заставленном бумажными кофейными стаканчиками и не заваленном маркерами и мобильными гаджетами. В руках у нас были настоящие, не пластмассовые ножи и вилки. Посторонняя девушка подавала нам еду, не разогретую в микроволновке в пластмассовых контейнерах. Мы ели медленно, смакуя каждый кусочек, отдыхали под гул разговоров вокруг и чувствовали себя частью человечества — по крайней мере той доли человечества, которая посещала «Апостольское кафе».
За едой мы обсуждали полученные уроки, и про каждый Эржебет считала нужным сказать, что знала это заранее.
— Отлично, — произнес Тристан, откладывая вилку. — Раз вы все знаете, сэкономьте нам время и нервы, расскажите, что мы не знаем.
Эржебет негромко фыркнула и мотнула головой. Надо признать, она за последнее время чуточку смягчилась и говорила с нами, как старшая сестра с надоедливой малышней.
— Вы не знаете практически всего. Буквально. Кроме того, что мой цамологеп мог предвидеть в конкретной Нити.
— Безусловно, мы еще только учимся, — сказал Тристан. — Нам надо еще много узнать, чтобы овладеть Нитями.
— Нитями нельзя овладеть, — возразила Эржебет. — Это как врачи и медицина. Можно только практиковать. А без цамологепа нельзя и этого.
— Мне представляется, в случае Нитей просматриваются определенные алгоритмы. — Фрэнк Ода легонько тронул жену за руку. Та, нагнувшись, подняла с полу пакет и дала ему.
— Всегда есть, как говорится, пространство для маневра, — поправила Эржебет.
— Это задача из теории сложности — области, которую математики называют теорией графов, — сказал профессор.
— Графов? Как титул? — спросила я.
— У математиков это слово означает нечто иное, — сказал Ода. — Структуру из вершин, соединенных ребрами. Как в цамологепе, в метле Грайне или в Ребеккиной семейной реликвии.
— Или в ветвящихся Нитях истории, — добавила Ребекка.
— Суть в том, что за последние десятилетия в решении таких задач произошел заметный прогресс. Это не значит, что нет «пространства для маневра», — добавил он, предвидя возражения Эржебет, — просто теперь для таких вопросов есть отработанные алгоритмы и графический пользовательский интерфейс.
Он сунул руку в пакет.
— Мы лучше других людей умеем истолковывать то, что говорят нам Нити, — сказала Эржебет.
— Да, — ответил Ода, доставая из пакета айпад. Ребекка забрала у него пакет и поставила обратно на пол, а Ода положил айпад на стол перед собой. — Тем не менее компьютер может улучшить те способности, что у вас уже есть. Поверьте, даже ведьмам не помешает приложение.
Эржебет глянула на айпад:
— Что это?
— Подарок, — ответил Фрэнк Ода. — Я не посмел назвать его цамологепом, дабы не оскорбить память утраченной вами вещи, так что пусть это будет ваше кипу.