Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Может немного поболеть, когда действие «Лед О’Каина» пройдет.
Магнус, совершенно ошарашенный, потянулся к повязке.
— Нет боли? — спросил он.
— Не трогайте! — строго сказала женщина. — Не трогайте.
— Нет боли, — повторил Магнус. — Вообще ничего!
Врач протирала руки какой-то мазью, пахнущей, будто плохой джин. Такой у них ритуал.
— Анестезия, — сказала она и несколько
— Но как? Это магия?
Я мотнула головой и ответила за нее:
— В их времени нет магии.
Он глянул удивленно, и я поняла, что он многого не знает — а значит, я могу еще более привязать его к себе, делясь тем, что мне известно.
Тут врач перенесла внимание на меня и сказала, что хочет осмотреть и мою кожу, всю, в качестве предосторожности. У веснушчатых-де часто появляются родинки, какую она срезала у Магнуса, а в их времени существует поверье, будто это дурная примета. Помощник задернул занавеску, я сняла рубаху и позволила женщине-врачу меня осмотреть.
— Так «Лед О’Каин» вызывает онемение? — спросила я ее. — Откуда он берется? По всему это замечательное снадобье.
Она пожала плечами:
— Самое обычное лекарство в наше время. Можно купить в любой аптеке. Вы ведь знаете, что такое аптека?
— Я-то знаю, а вот он не знает, — был мой ответ. — Я ему объясню.
Никаких зловещих родинок на мне не нашли, и дама с помощником, забрав свои бинты и снадобья, удалились. Больше я их не видела, ибо воистину в это время есть тысяча разновидностей врачей, каждый осматривает иную часть тела иным приспособлением, и Вы бы неприятно изумились, миледи, расскажи я вам, куда они заглядывали.
Когда нас оставили одних, я поведала Магнусу все, что знаю (за исключением моих замыслов, разумеется). Почти все время, что я говорила, его голубые глаза были круглыми, точно блюдца.
— Но да будет тебе известно, — закончила я, — что мне еще не приходилось покидать свою эпоху, разве что на год-два назад, для забавы. Больше мне рассказать нечего, все остальное для меня так же внове, как для тебя.
Через несколько дней жар прошел, и я окрепла, понемногу привыкая к жизни без магии. Когда я уже могла говорить без труда, пришел Тристан. Он привел с собой пожилого джентльмена и двух дам помоложе меня. Более юная была хороша собой и носила юбку, вторая, невзрачная, одевалась как мужчины; в ней чувствовалась ученость, как в аббатисе.
— Это Грайне, — сказал Тристан. Лицо у него было напряженное.
Я обворожительно улыбнулась и протянула джентльмену руку. Тот уставился на меня. Осанистый, и по тому, как держится, сразу видно, что родовитее Тристана, густые седые волосы зачесаны назад, будто он позирует для статуи. Что-то в нем напомнило мне поганца Леса Холгейта, который вызвал ломах и погубил мою жизнь.
— Доктор Роджер Блевинс, — обреченно произносит Тристан.
—
— Приятно познакомиться, но, прибыв сюда, вы нарушили протокол, — сурово говорит он с гневом в глазах.
Я, как всегда в таких случаях, начинаю заклятие, чтобы его смягчить… и тут у меня все внутри обрывается, ибо я вспоминаю — оно не сработает! Истинно говорил Тристан — магии там нету вовсе. Немудрено, что мне было так худо и тоскливо.
— Молю меня простить! — восклицаю я, силясь не выказать отчаяние. — В Лондоне у нас все по-простому, мне и невдомек было, как размеренны ваши привычки. Ведь хорошо, что я здесь и узнала это?
Мужчины переглянулись, и оба вздохнули, каждый по-своему. Блевинс сделал движение головой, и Тристан кивнул, будто понял тайный знак.
— Мел, — чуть устало сказал он менее красивой из женщин, — познакомься с Грайне. Грайне, это доктор Мелисанда Стоукс. А это Эржебет.
Второе относилось к накрашенной красавице в юбке.
Мелисанда без приветственной улыбки, но со сдерживаемым весельем в глазах пожала мне руку.
— Большая честь свести с тобой знакомство, Грайне. Мы очень многим тебе обязаны. Добро пожаловать в Америку.
Мелисанда оказалась куда спокойнее и тише, чем я ее воображала. Видать, она умна не напоказ, как образованные дамы при Елизаветином дворе, что вечно рвутся заткнуть друг дружку за пояс. Ее ум — секретное орудие, и, безусловно, это вызвало у меня уважение. С первого взгляда ощущалось, что между ней и Тристаном пылает огонь страсти, но ни он, ни она не желают этого признать. Однако тяга между ними чувствуется в воздухе почти зримо. Думаю, когда я вернусь туда, дабы исполнить план, о котором вскорости вам поведаю, я найду способ обратить их взаимное влечение к своей пользе.
Что до Эржебет, их первой ведьмы, она и впрямь красавица, однако несчастна. Неудовольствие ясно сквозит в ее жгучих очах, а лицо будто от рождения такое, что губы поджимаются или кривятся в ехидной усмешке. И все же я сразу ощутила в ней странное очарование (простите мне это слово, миледи).
Вместо того чтобы пожать мою протянутую руку, Эржебет поднесла ее к губам и поцеловала.
— Приветствую тебя как сестру, — говорит она. — Так я приветствую всех ведьм, живущих в моем доме и находящихся под моим покровительством.
— Подождите минутку, — вмешивается Тристан. — Мы не знаем, возьмем ли ее сотрудницей.
— А я не знаю, останусь ли я, — отвечаю я, — если обо мне собираются говорить так, будто меня нет в комнате.
— Грайне, ты не понимаешь. Ты не можешь вернуться, — с досадой произносит Тристан. — Историческое лицо, попавшее сюда, вернуться не может, поскольку слишком много знает, и это опасно.
— Коль так, значит, останусь, — любезно молвлю я.