Вещий сон

Annotation

Гусев-Оренбургский Сергей Иванович

Сергей Гусев-Оренбургский

Вещий сон

Гусев-Оренбургский Сергей Иванович

Вещий сон

Сергей Гусев-Оренбургский

Вещий сон

Владыка проснулся от собственного сонного крика и еще некоторое время лежал в постели, с тревогой в душе, наблюдая, как за окном, в сером сумраке утра, осенний ветер раскачивал деревья. Тревога не оставила владыку и потом, когда он встал пред аналоем на утреннюю молитву. Перебирая четки, он произносил слова молитвы, а в душе его все вставал образ сна. Он продолжал видеть багровое небо, как бы озаренное заревом пожара. На фоне этого зарева отчетливо рисовалась фигура ангела в белых одеяньях, с молодым и гневным лицом. И ангел был так громаден, что распростертые крылья его разметнулись на полнеба: владыка чувствовал себя перед ним совсем крошечным и ничтожным, и чувствовал также, что стоит перед ним на коленях со сложенными, как бы на молитве, руками. И как эхо грома в горах звучал голос ангела, повелительный и строгий:

– - Путь его -- путь закона!

Что означали эти слова -- владыка не понимал теперь, хотя во сне они казались ему понятными, и он что-то отвечал, в чем-то обещался ангелу. Ангел поднял меч, опустил его на плечо владыки с громовым словом:

– - Да будет так!

В страхе и трепете отозвался криком на слова эти владыка... и проснулся. И тревога не оставляла его.

"Что же это было, -- думал он, перебирая четки, -- только сонное мечтание... или вещее указанье? Но тогда к чему оно относится и какой его смысл? О каком пути говорил ангел? И чей это путь -- путь закона? И что он, владыка, обещал?"

И чем более думал владыка, тем более убеждался, что слишком ярок и отчетлив был сон, чтобы ему быть только мечтанием.

– - Это указание!
– - говорил он себе вместо слов молитвы.

И, упав на колени, он горячо, со слезами, стал молиться, чтобы Господь открыл ему смысл сна.

Когда келейник принес в кабинет кофе в серебряном кофейнике и, усадив владыку на диван, почтительно налил в фарфоровую чашку любимого владыкина напитка, владыка сказал тихим, как бы усталым голосом:

– - Попросите ко мне о. духовника.

Келейник положил за спину и с боков владыки мягкие подушки и укутал ему ноги меховым одеялом, потому что владыка страдал ревматизмом и ему всегда было холодно в обширных и пустынных комнатах архиерейского дома.

– - О. Леонида пригласить?
– - почтительно переспросил келейник. И тихо, на цыпочках, удалился из кабинета.

Духовник не замедлил явиться.

Бесшумно проникнув в полутемный кабинет, где с бесчисленных полок глядели черные и порыжелые переплеты старых, пыльных книг, духовник внимательно-зорко взглянул на маленькую, сухую фигурку утонувшего в подушках владыки и согнулся в почтительном поклоне.

– - Садитесь, о. Леонид, -- тихо прозвучало из подушек.

Духовник помедлил, как бы не решаясь, потом сел

на кончик стула и почтительно, всем корпусом, склонился в сторону владыки. Владыка, осторожно и потихоньку отпивая кофе, рассказал духовнику свой сон и попросил разрешить его сомнение: мечтание ли это только, или указание? Духовник был оторван от хозяйственного занятия: с хутора привезли мед и он распределял его по банкам. Он был полон заботою о меде и потому слушал владыку вполуха, в душе же осуждал владыку, что тот оторвал, беспокоит его по пустякам, но вид сохранял подобострастный и в тон владыке, тихим голосом, отвечал, что, по его мнению, это могло быть и сонное мечтание, и указание. Однако, заметив на лице владыки как бы тень неудовольствия от такого неопределенного ответа, он поспешил сказать:

– - Склоняюсь же, владыко святый, к мысли, что сие есть указание.

– - Почему?

Духовник только на минуту затруднился.

– - В священных книгах мы находим много примеров, -- заговорил он, заключив в кулак свою длинную козлиную бороду и постепенно ее освобождая, -- когда сны подобного рода принимались как бы за действительность и почитались за указание свыше. Например, сонное видение Иакова... а также вещие сны фараона, столь послужившие к славе Иосифа. Такожде и в житиях святых...

Тут духовник еще почтительнее склонился всем корпусом к владыке:

– - Но мне ли говорить вам о сем, владыко!

Наступило молчание.

Слышно было, как свистел за окном осенний ветер, и владыка еще более сжался в своих подушках и поправил одеяло на ногах.

– - Да, да, -- сказал он, -- слишком ярок и отчетлив был сон, чтобы он мог быть только мечтанием. К тому же он и не от злого духа, ибо не нахожу в нем никакого соблазна. Но к чему же он тогда относится... или вернее -- к кому?

Духовник сделал вид, что размышляет.

– - Ключарь?
– - сказал он неуверенно, не зная, что сказать.

– - Ну-у, -- уныло протянул владыка, -- о. ключарь из всех моих духовных самый обыкновенный духовный. О чем помышляет человек сей? Отправить службу свою и погрузиться в жизнь обычную. Разве есть у него дерзновение? Разве слово огненное свойственно ему? Воистину, он ни тепел, ни холоден.
– - Владыка горько усмехнулся.
– - Его ли путь -- путь закона?

Тогда духовник стал называть имена других городских иереев, и уж забыл про мед, слушал владыку с интересом: никто не был для владыки ни плох, ни хорош, -- все обыкновенные. И духовник в душе осуждал владыку: -- вот он как о нас думает, тихоня! Однако же, он решил воспользоваться давно жданным случаем и, исподтишка наблюдая за владыкиным лицом, назвал своего племянника, священника слободской церкви, которому хотел оказать протекцию, и теперь желал узнать, что скажет о нем владыка.

– - Да, ведь, он ваш родственник, кажется?
– - спросил владыка, взглянув задумчиво.

Духовник расплылся в улыбку.

– - Племянник, владыко!

– - Ну, так не хочу говорить о нем худого.

Разговор сразу потерял интерес для духовника. В душе он уже совсем нехорошо отозвался о владыке, а потом мысли его снова вернулись к меду. Владыка смолк и ушел в свои мысли, духовник встал, собираясь уходить. Владыка не удерживал его. Ветер все крепчал за окном, разрастаясь в бурю, деревья сгибались и метались, а владыка сидел неподвижно, не шевелясь, забыв про кофе, пока где-то вдали, в пустынной тишине дома, не пробили часы, глухо и монотонно, раз за разом, одиннадцать.