Вещий сон
Шрифт:
Дьякон говорил это с таким видом, и был так комичен в своих словах и движениях, что владыка невольно рассмеялся. Но тотчас же стал серьезен и пытливо посмотрел на дьякона. Принявши это за безмолвный вопрос, дьякон снова бухнулся в ноги.
– - За сына прошу, ваше преосвященство!
– - В чем?
– - Простите его, владыко святый, -- не вставая с колен, говорил дьякон, и уже теперь умоляюще смотрел на владыку, -- не судите его строго, но яко Христос взгляните оком милостивым. Согрешил, претерпел... и теперь кается...
– - и дьякон
– - Ему тоже ниточка нужна!
Сын угрюмо нахмурился.
– - Отец, -- сказал он, -- ведь, ты же мне говорил...
Дьякон встал и замахал на сына руками:
– - Молчи, молчи, молчи... я знаю, что делаю!
Владыке стало весело от слов дьякона и от этого спора. Он внимательно, смеющимися глазами, посмотрел на юношу, он ему нравился.
– - Так вы, значит, не согласны с тем, что говорит отец?
– - Нет, -- ответил тот, хотя дьякон делал ему отчаянные предостерегающие жесты.
– - И не каетесь?
– - уже улыбнулся владыка.
Юноша сделал резкое движение головой.
– - Нет!
– - Однако, я даже не знаю, в чем ваше дело, -- взглянул владыка на дьякона, -- и кто вы такие?
Дьякон как будто удивился.
– - Да я же дьякон Невзоров из Демьяновки, а это мой сын...
– - Невзоров!
– - оживился владыка, и теперь весь повернулся к юноше, -- так вы и есть Невзоров... исключенный?
– - Я.
– - Так это вы читали антирелигиозные книги? Это вы читали брошюры, призывающие к бунту? Это вы...
Чем далее говорил владыка, тон его становился резче и уже брови грозно хмурились, но юноша не опускал перед владыкою своих серьезных, открытых глаз, и на каждый вопрос отвечал прямо и твердо:
– - Я.
– - И вы тайком распространяли их среди других юношей?
– - Да.
Владыку удивила эта твердость ответов, Глаза его вспыхнули.
– - И вы пострадали?
– - спросил он тише.
– - Да.
– - Сидели?
– - Да.
– - Долго сидели?
Тут дьякон снова бухнулся, словно нырнул под ноги владыки.
– - Нет, нет, нет -- возбужденно говорил он, -- он недолго сидел... всего три недели. Светские власти, владыко, не нашли ничего серьезного. Отпустили, владыко, отпустили сына моего! По младости, по глупости вышло это с ним... он кается, он теперь кается, владыко святый... он никогда больше не будет, простите его. Он кается!!!
Владыка серьезно взглянул на юношу.
– - Каетесь?
Тот снова сделал резкое движение головой.
– - Нет!
И так как владыка молча смотрел на него и как бы ждал объяснения, он заговорил с хмурой порывистостью:
– - Да и в чем, собственно, я должен каяться, ваше преосвященство? Я смотрю так: душа человеческая подобна улью, куда он должен, как добрая работница пчела, сносить медовую пыль ото всего, что есть доброго и хорошего в мире. Согласен я или не согласен с теми книгами, но я считаю своим правом читать их... и говорить о них с другими. И если я захочу душу свою слить
Взгляд его угрюмо вспыхнул.
– - И я ни перед кем не поступлюсь им!
Наступило молчание.
Дьякон стоял, в отчаянии опустивши руки.
– - Так вы, -- тихо спросил владыка, -- считаете путь свой -- путем закона?
Он смотрел на юношу с загоревшимся лицом. Тот в тон ему так же тихо ответил:
– - Не знаю, ваше преосвященство, что такое путь закона, но считаю его путем правды своей.
Внезапно владыка отошел от своих просителей, прошелся, к удивлению дьякона, по зале, постоял некоторое время у окна, как бы наблюдая беснующуюся на улице бурю и совершенно забыв о просителях. Затем быстро вернулся на коврик.
– - Дьякон Невзоров, -- сказал он, -- выйдите отсюда.
Дьякон остолбенел и не двигался.
– - Выйдите, -- повелительно повторил владыка, -- я хочу остаться с вашим сыном.
Он добавил мягче, улыбнувшись:
– - Исповедовать его.
Дьякон бухнулся в ноги и пошел из залы, по пути делая сыну таинственные знаки. Владыка отошел к дивану.
– - Я устал, сяду, -- сказал он и ласково показал юноше на кресло.
– - Садитесь и вы.
Тот взглянул удивленно, момент поколебался, но сел.
– - Я -- монах, -- тихо сказал владыка, -- далек от жизни, и многое мне непонятно. Объясните мне путь, к которому лежит ваша душа.
Юноша продолжал глядеть на владыку удивленно, как-то странно, словно сомневаясь в чем-то и недоумевая. И вдруг он мягко улыбнулся и заговорил с какою-то молодой доверчивостью. Владыка внимательно слушал. Говорил юноша просто и открыто, -- очевидно, мысли давно продуманные, не всегда, как чувствовал владыка; свои, но сроднившиеся с душою и окрашенные горячей юной убежденностью. И хотя слова его былине совсем понятны владыке, чужды, а порою как бы и враждебны чему-то крепко существующему, в чем владыка не позволил бы себе и усомниться -- но он почувствовал за ними какую-то правду, непонятную ему земную правду, от которой исходил, однако, понятный ему небесный свет души живой, упорной, правдивой и страстной. И уж он отдался своим мыслям, думал о том, что если и заблуждается эта душа, то и в заблуждениях ее больше правды, чем в правде окружающих его, и что небесный свет в ней, быть может, приведет ее к Голгофе, но никогда путь ее не будет путем земным и путем неправды...
Вдруг он взглянул на юношу светлым взглядом.
И прервал его:
– - Что же просит для вас отец ваш?
Юноша смолк и нахмурился.
– - Место псаломщика, -- сказал он.
– - Место псаломщика, -- задумчиво повторил владыка, -- и это удовлетворит вас?
– - Пока мне больше не на что рассчитывать.
– - Ведь, вы с богословского?
– - Да.
– - Я могу устроить: хотите опять в семинарию?
– - Зачем?..
– - Потом в академию...
– - Это не привлекает меня, я хочу живого дела.