Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.
Шрифт:
Переодевшись уже в свой серенький костюмчик, я высыпал голыши возле костра и начал разводить огонь, когда из палатки родителей Родьки послышался подозрительный шум.
Странно, подумал я, обычно они делали это тихо!
Всё разъяснилось, когда мужчина в чёрной робе вытащил из палатки дядю Костю без чувств, связал ему руки, потом второй мужчина вытащил оттуда тётю Марину с кляпом во рту. Её привязали к мужу, довольно посмеиваясь. Сразу не понял, что меня смутило, потом понял: дядя Костя и тётя Марина, были голыми.
Потом один из мужчин в чёрном вытащили
– Привяжи и кляп воткни, а то оглохнуть можно! – этот пошёл проверять поклажу на машине.
И начал с моего рюкзака! Этого я уже стерпеть не мог.
– Эй ты, урка! – крикнул я, - Оставь рюкзак!
– О! – обернулся он на мой писк, - Ещё одна девочка! – Гунявый, займись!
Гунявый затянул последний узел на Родькиных ногах, и пошёл ко мне, вытащив нехилую заточку:
– Иди сюда, маленькая, дядя не сделает больно, если будешь себя хорошо вести!
– А ты прокукарекай! – издевательски сказал я, ухмыляясь во весь свой широкий и губастый рот.
– Да я тебя! – враз озверел Гунявый, кинувшись ко мне. Я, не сдерживая силу, метнул ему в лоб голыш. Камень попал прямо между глаз. Гунявый замер на месте, поймав кайф.
Я уже думал угостить его ещё одним камешком, как мужик грохнулся ничком на землю.
Второй резал верёвки, освобождая всё-таки мой рюкзак от пут.
– Эй, петух! – крикнул я, - Я кому сказал! Оставь в покое мой рюкзак!
Мужчина резко повернулся ко мне, оценил картину, зарычал, перехватив нож.
– Ты что, щенок? На кого хвост поднимаешь?
– На педераста! – смело сказал я, презрительно усмехаясь.
– На ленточки порежу! – зарычал мужик, бросаясь ко мне.
Финка почти беззвучно вошла ему под правую ключицу. Мужик остановился, недоумённо посмотрел на ручку финки, которая торчала из его груди, на нож, выпавший из парализованной руки.
«Здоровый какой!» - мелькнула мысль, и запустил ему в лоб голыш. После этого он уже не мучился, упал навзничь. Взяв ещё один камень, радуясь тому, что прихватил их с собой вовремя, я приблизился к первому зэку. Не поверив в его миролюбие, с размаху хватил по затылку камнем, выдернул из его штанов ремешок и связал ноги, не заботясь о кровотоке. Теперь путы можно только разрезать.
Сдёрнув с его плеч куртку, спутал сзади руки. Потом подошёл ко второму, примерился, чтобы не забрызгаться кровью, выдернул трофейную финку, когда-то отнятую у пацанов, вытер её о куртку зэка, ещё воткнул в землю, очищая от остатков крови, и убрал.
После этого связал и этого, разрезав, на всякий случай, ему штаны вместе с трусами в нескольких местах его же ножом. Этот нехороший человек показался мне наиболее опасным.
Полюбовавшись на свою работу, я разрезал путы на своих друзьях.
Тётя Марина тут же подскочила, подбежала к раненому и начала пинать его изо всех сил, крича бранные слова. Зэк очнулся, закричал:
– Б...лядь! Больно же! А-а-а!
Я подошёл ближе:
– Тёть Марин, оденься! – женщина опомнилась, ойкнула, и побежала в палатку, закрываясь.
– По
Потому они сбегают, не выдержав издевательств, а на воле, хлебнув воздуха свободы, звереют от безнаказанности, и от беззащитности своих жертв. Они прекрасно знают, что гулять им недолго, и конец их будет нерадостен, вот и отрываются в последний раз.
– Пошёл ты! – с ненавистью ответил зэк.
– Можешь и не отвечать, - спокойно сказал я, - мне и так всё ясно, - я плюнул ему в лицо, и отошёл.
Из палатки вышла немного успокоившаяся полуодетая тётя Марина.
– Саша, дай мне нож! – попросила она меня.
– Не надо ножом, тёть Марина, лучше забейте его камнями. Успел? – спросил я её. Глаза женщины вспыхнули диким огнём. Скоро у себя за спиной я услышал крики боли.
– Дядя Костя, ты в порядке? – спросил я мужчину. Тот ещё ничего не соображал, мотая головой, как лошадь. Вероятно, контузия, досталось по голове. Родька сидел на земле, в одних трусах, смотрел куда-то. Я поднял его на ноги, прижал к себе, тогда он разревелся, успокаиваясь.
– Испугался, Родик? Успокойся, я же говорила, что не дам тебя в обиду… - Родька крепко меня обнял, уткнувшись носом в плечо, обильно поливая меня слезами облегчения.
Когда он немного успокоился, я отправил его умываться. Он непременно хотел со мной, но я напомнил ему, что я девочка, а ему надо в кустики.
Всё ещё всхлипывая, Родька ушёл, его мама, устав, уселась возле мужа, ощупывая ему голову, а я, оглядев наш лагерь, пошёл готовить завтрак.
Когда каша уже была готова, пришёл в себя дядя Костя. Я попросил его оттащить подальше пленников и привязать их к дереву, покрепче, не жалея.
Как ни странно, у всех разыгрался аппетит. Родька всё жался ко мне, ещё не отойдя от испуга.
– Ну чего ты, Родя? – ласково говорил я, его, - Всё уже кончилось, успокойся!
– Я за тебя испугался! – вдруг сказал дрожащий Родька, - Ты такая маленькая, а эти огромные дядьки на тебя, с ножами! А я связанный! Не могу тебе помочь!
– Ну чем ты мог мне помочь, дурашка? Помешал бы только, если бы попал им в лапы.
– Всё равно, страшно!
– Да, Родик, это по-настоящему страшно. Надеюсь, у тебя пройдут пустые страхи.
– Не знаю, я хочу быть с тобой. Ты же не бросишь меня? – пытливо посмотрел он мне в глаза. Я отвёл взгляд. Покинуть это семейство мне надо было как можно скорее. Если Родька теперь просто обожает меня, то его родители явно что-то заподозрили, и если не считают меня мальчиком-убийцей, то его сестрой, точно! Когда адреналин в крови у тёти Марины перестал бурлить, и она смогла логически думать, она стала опасливо поглядывать в мою сторону. Понятно, что сейчас я спас её семью, но не стану я для них ещё опаснее тех бандитов? Они под моей защитой, пока мне выгодно, а потом? Оставлю я таких свидетелей? Хорошо, её муж ещё не совсем пришёл в себя.