Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.
Шрифт:
– Зачем тебе эта дрянь! – встрял опять Родька.
– Кто-то обещал меня не доставать, - не глядя на мальчишку, сказал я.
– Правильно, девочка! – одобрила меня дородная продавщица, - Обнаглели совсем, мужики!
– Да, тушёнки три банки, две рыбные. Что за рыба?
– Камбала в томате, котлеты, морская капуста.
– Давайте камбалу, капусту, по банке. Хлеб свежий?
– Только что из печки! – пошутила женщина.
– Белый бывает?
– Поутру привозят. Здесь сами пекут. Этот свиньям берут, коровам ещё.
–
– Туристы, что ли? – догадалась продавщица.
– Туристы. Мы тут в пробку попали. Почему дорогу перекрыли?
– Зэки сбежали, ловят, - презрительно скривилась продавщица, - нашли, где ловить, на дороге!
– Мы их в лесу встречали, - оправдал я ментов.
– Да, понагнали милиции, да толку от них, как безобразничали, так и будут безобразничать. Лучше бы пьяниц забрали. Вон, на улице топчутся, ждут четырёх часов.
Я промолчал, складывая покупки в рюкзак, который нёс Родька.
– Крупа какая, есть? – спросил я.
– Гречка, перловая, рис есть.
– Давайте по килограмму, кроме перловки, - решил я. Кашу буду варить.
Выйдя из магазина, встретили мальчишек, с которыми недавно расстались.
– Привет! – улыбнулся я им.
– Привет, - не стали они обижаться.
– Чего все ждут? – спросил я.
– С четырёх водку будут давать. Мясо, колбасу должны привезти.
– Понятно. Ну, давайте, нам пора.
– Заезжайте ещё. Как звать тебя? – разговаривали со мной, игнорируя Родьку.
– Саша.
– Я Петя, - сказал старший, - а этот тоже Сашка! – показал он на того самого мальчишку, который первым собирался лупить моего Родьку. – Эти Илья и Андрюха.
– Что, рыбалка не удалась, такие злые были?
– Да, кто-то воду замутил, распугали всю рыбу.
– На нас зачем напали?
– Мы всегда с городскими дерёмся.,
– Всё ясно с вами, пошли мы!
– До встречи! – помахали они нам вслед.
– Хороши ребята, - сказал я, когда мы вышли на трассу. Недалеко была остановка автобуса. Мы сели на лавочку и стали ждать своих.
– Хорошие, - буркнул Родька.
– Ты чего такой смурнойсмирной? – посмотрел я на него.
– А ты не знаешь? – огрызнулся он.
– Не бери в голову, - сказал я, - если бы ты знал всё обо мне, не расстраивался бы. Но всё я тебе не скажу! – весело закончил я, потому что к нам подъезжала наша «Волга».
Заглянув внутрь, я не увидел никого лишнего, родители Родика были одни.
– Давно ждёте? – спросил его папа.
– Не, только подошли, - сказал я, снимая свой рюкзачок, и забирая рюкзак у Родика. Папа вышел из машины и помог мне увязать его на багажнике.
– Ты такая весёлая, а почему Родион грустный? – спросил он у меня. – Что-то случилось?
– Я ничего не заметила, - пожал я плечами. – Садись, - открыл я заднюю дверцу. Родька сел, привалился к куче вещей. Я залез следом, захлопнул дверь, стал смотреть в окно.
– Что это они? – удивилась тётя
– Что? – удивился я, отрываясь от вида за окном.
– Почему Родик невесёлый?
– А я знаю? Может, заболел?
– Точно! – поднял палец глава семейства. – Эта болезнь называется…
– Вас о чём-нибудь на КП спрашивали? О нас? – перебил я его, чтобы не слушать очередную взрослую глупость.
– Спрашивали, - согласился папа, - я отправил их по указанному тобой адресу. А что это за хутор? Змеиный? – я пожал плечами:
– А я знаю?!
– М-да, -промычал дядя Костя, - ты самая загадочная девочка из вех девочек, которых я когда-либо знал. Не считая, конечно, жены, - покосился он на супругу.
Дальше мы ехали молча. Дядя Костя включил радио «Маяк», мы слушали музыку, новости. Радио было московское, местные новости были не настолько важными, чтобы передавать их по центральному радио. Подумаешь, сбежали двое зэков! Ну, убьют кого, так это дело местных властей. Я надеялся, что это отвлечёт милицию от моих поисков, и мне удастся выскользнуть из лап моего сводного братца. Ну и братец! Лучше бы мстил своему отцу, за то, что свёл с ума маму…
Но отец, наверное, у него ласковый, нежно любит своего сыночка, не отказывает в деньгах, может, у него и своя машина есть, и права куплены. Четырнадцать лет? Видел я в детском доме, да и в приёмнике-распределители шестнадцатилетних, которые выглядели лет на двенадцать.
Я сначала не поверил, потому что растительности на теле у них не было, но мне сказали, что да, им по шестнадцать, просто задержка в развитии. А что вы хотите, если они с младенчества питались отбросами из помойного ведра? Били по гениталиям в детских приёмниках - распределителях, потому что дистрофики, не могут постоять за себя.
Я не мог понять такого:
«Стой смирно, руки по швам!!», - и бьют по яйцам. Неужели больнее будет, если кинуться в драку на обидчиков? Как знать. Я знаю, забивали насмерть ногами, ночью. Мальчишки, в трусах, майках, зато в тяжёлых ботинках. Сам не видел, рассказывали очевидцы.
Что это я о грустном? Со мной ведь такого не может случиться, сам, кого хочешь, забью. Но жалко, жалко детей. Что сейчас в моём детском доме? Никита говорил, что без меня их опять будут угнетать старшие, отнимать вкусное, даже просто котлеты, ребята будут голодными, и это в самый рост!
Директор за всеми не уследит.
Откуда такие берутся? Никита рассказывал, какую сладость он испытывал, когда избивал беззащитных пацанов. А ведь перед этим сам от этого страдал!
Я тоже вынес немало мучений и побоев, пока меня обучали, сам бил, даже убивал, но никакого удовольствия от этого не получил. Противно всё это. Тёмная сторона сознания какая-то…
– Сашка! А ты чего загрустила? – вывел меня из задумчивости голос дяди Кости.
– Не загрустила, задумалась.
– О чём? О смысле жизни? Не рановато?