Веселый мудрец. Юмористические повести

Привалов Борис Авксентьевич

— Если бы это чужое вино было, дурень! — закричал Цопа. — Тогда пусть оно горит огнем! Так ведь это же мое вино, понял? Мое!

— Тогда, конечно, — сказал возница, — тогда стой!

…Танцевали хору. Чабан играл на флуэре, Митикэ — на нае. Фэникэ передал скрипку ее законному владельцу и куда-то отошел.

Митикэ не сводил глаз с моша Илие. Условились: в случае чего, копач должен будет дать знать Митикэ; Что должно было случиться — Митикэ не знал. Но волнение внешне спокойного моша Илие передалось и ему.

Вдруг

копач вздрогнул, обернулся, словно его кто-то окликнул. Затем встал, взглянул на Митикэ, вышел из света в темень.

Митикэ сунул най за пазуху, сказал чабану: «Играй за двоих!» — и пошел за мошем Илие.

Митикэ, попав из света во мрак, словно ослеп на мгновение. Поэтому он сразу же наткнулся на кого-то.

— Фэникэ! — удивился Митикэ. — Ты что тут?

— Кошку вынес погулять, — ответил Фэникэ.

И Митикэ, уже привыкнувший к темноте, к великому своему изумлению, действительно заметил кошку в его Руках.

— Иди, иди… — пропуская Митикэ, прошептал Фэникэ.

Мош Илие разговаривал с каким-то человеком в темной одежде. Только сверкали белые зубы и блестели, как светляки, глаза.

Вот кого ждал мош Илие! Завидев Митикэ, мош Илие сказал:

— Пройди дальше по улице, смотри, чтобы нас никто не подслушал.

Митикэ, не останавливаясь, послушно прошел дальше.

У плетня соседней хаты был привязан конь, бока его тяжело вздымались — видно, всадник приехал издалека и очень спешил!

Отсюда из тьмы был хорошо виден освещенный фонарем круг танцующих, Фэникэ со скрипкой и чабан с флуэром.

Вот к шатающемуся от усталости Бэрдыхану подошел батрак-возница и повел его к едва различимой в темноте каруце. Ого, там, кажется, Цопа у своих бочонков! Вот прилип к подарку!

А в это время Цопа даже заплясал от радости — с трудом повернув голову, он увидел приближающегося Бэрдыхана.

— Иди скорее, староста! — закричал он. — Черт бы тебя побрал, чего еле-еле ворочаешь пятками!

Бэрдыхан подошел и, как мешок, плюхнулся на землю.

— Ноги не держат, — отдуваясь проговорил он. — Первый раз в году танцевал.

— Выбрал человек время повеселиться, когда под стражу попал, — пробормотал возница.

— Даю один бочонок тому, кто освободит мою руку, — сказал Цопа. — Слышишь, батрак?

— Да вы просто выньте один палец — вот и полегчает! — предложил возница. — Что камнем в лоб, что лбом о камень — так и так вам без одного бочонка быть!

— Пока бочонок мой, я его откупорить не могу, — сказал Цопа. — Жалко. А вот из дареного — пожалуйста!

— Я вас выручу, ваше благородие. — Бэрдыхан, все еще тяжело дыша, поднялся с земли, вытащил палец Цопы и вставил вместо него свой.

— Бочонок заработать хочешь? — ехидно осведомился Цопа, тряся занемевшим пальцем, с которого капало вино.

— Что вы, ваше благородие! Мне от вас ничего не нужно! Я так… из уважения…

— Молодец!

— Ваше

благородие, разрешите доложить: замышляет что-то мош Илие, не иначе. Все время такие разговоры ведет, которые подслушать нельзя. Где он сейчас? Нет его. Шушукается с кем-нибудь!

— Я ему! — рванулся было Цопа, но больше одного шага сделать не смог: палец не пустил.

— Вон советчик мой, — кивая на полицейского с псом, произнес Цопа, — что-то заметил. Гляди, как вышагивает!..

…Митикэ тоже заметил направляющегося в их сторону полицейского с псом.

Мимо Митикэ пробежал человек в темном, отвязал коня, вскочил в седло. Конь заржал, вздыбился, поворачиваясь, и скрылся. Музыка и топот танцующих ног заглушили дробный топот подков.

И в тот же момент перед мордой пса появилась брошенная точной рукой Фэникэ кошка. Кошка замерла, глядя на пса, пес присел перед прыжком и…

— А-а-о-о-у-у! — заорала кошка.

— Р-р-р-гав! — рявкнул пес.

Но все звуки заглушил панический крик полицейского: неожиданный рывок пса свалил его с ног.

Кошка уже сгинула во тьме, а пес мчался за ней, увлекая за собой орущего полицейского.

Музыка прервалась, танцующие бросились спасать полицейского.

Пес протащил своего пассажира шагах в трех от Митикэ, который от хохота почти повис на плетне.

Может быть, потому что всем было весело, а смех, как известно, лишает человека силы, парни догнали полицейского лишь в самом конце улицы — когда пес обессилел, свесил язык до самой земли.

Полицейского потащили назад — сам он идти от пережитого волнения не мог, но и генеральского пса отцеплять от себя не позволил: видимо, все еще боялся, что его украдут или подменят.

— Вот это вол! — бормотал полицейский. — На генеральских-то харчах…

— Дурень, привязывает к себе собаку, — ругался Цопа, — тоже конвойный нашелся!

— Лучше, конечно, бочонок к себе привязывать! — послышался из-под каруцы голос возницы.

— Молчи! — прикрикнул Бэрдыхан, — не лезь в разговор! Пойди, позови сюда кого-нибудь!

— Моша Илие, пекаря, бондаря и этого… бедолагу, брата-двойняшку… — приказал Цопа. — Мы же не можем отойти, не видишь, что ли?

— Вижу, вижу, — неспешно вылезая из-под каруцы, сказал возница.

…Все тише и тише становилось на селе.

Затычки наконец нашлись, и возле каруцы Цопа с Бэрдыханом трясли посиневшими пальцами.

Родственники жениха и невесты убирали остатки угощения.

Расходились по домам участники клаки.

Мариуца и Костикэ стояли обнявшись в темноте возле стен своей будущей хаты и молчали.

Потом Мариуца сказала мечтательно:

— А на печке мы нарисуем синенькие кружочки с красными лапками…

— И позовем друзей в нашу каса маре, — прошептал Костикэ, — и моша Илие, и Митикэ с Фэникэ…