Весеннее равноденствие

Барышев Михаил Иванович

Пожилой уже человек Петр Петрович, а вот зудит и зудит, как комар над ухом. Причиняет людям беспокойство. От Василия Петровича Бортнева он плохого слова не слышал. Зачем же в ответ на такое отношение платить ехидными бумаженциями?

Бортнев, специализируясь по вопросам строительной механики, неплохо смыслил в проблемах экономики строительства. Он понимал, что докладная записка Восьмакова настолько никчемна, что ее стыдно представлять даже на рассмотрение научного кружка студентов-первокурсников экономического института. Публичное обсуждение ее навлечет позор на седины старшего научного сотрудника, дискредитирует его кандидатский

диплом и ни в чем не убедит самого Восьмакова.

Полдесятка подобных заявлений уже лежало без ответа в нижнем ящике директорского стола. Василий Петрович хотел по привычке сунуть туда и новую докладную, но воздержался.

Петр Петрович не поймет искренних побуждений директора института. Не получив ответа на докладную, он, как бывало уже не раз, кинется искать справедливости за стенами института и разразится бумагами в инстанции. В них он дотошно перечислит исходящие номера погибших в директорском столе ценнейших предложений по совершенствованию терминологии. Это обстоятельство даст ему возможность употребить такие сокрушающие слова, как бюрократизм, честь мундира, бездушие, теоретическая неграмотность и прочие синонимы, рожденные развитием цивилизации и повышением уровня образования.

Затем он потребует расследования вопиющих фактов, и Василию Петровичу Бортневу опять придется писать длинные объяснения и маяться на заседаниях комиссий, где Восьмаков будет беспощадно вскрывать его недостатки.

За добро, посильно распространяемое на окружающих, Василий Петрович желал получать добро. Но увы! Это не всегда случалось, приносило Бортневу жесточайшие разочарования, а последнее время порой даже удерживало от свершения добрых поступков…

Когда человек напряженно ищет выход из создавшегося положения, он всегда его найдет. Это драгоценное качество головного мозга обеспечивает полеты в космос, ежегодное совершенствование мод женской одежды, получение жилплощади и дальнейшее развитие делопроизводства.

Василий Петрович вспомнил, что неделю назад местный комитет критиковали за недостатки в организации научных конференций по проблемам экономики строительства.

Это идея! Заявление Восьмакова надо вынести на обсуждение теоретической конференции, организованной по линии производственного сектора местного комитета.

Это лишит Восьмакова возможности обвинять руководство института и общественные организации в невнимательном отношении к его научным предложениям. И спасет от позора его седую голову. Научно-теоретическая конференция профсоюза, естественно, будет проходить в нерабочее время. Поэтому с широкой аудиторией Восьмакову не удастся встретиться. Десятка два человек, которые местком при полном напряжении сил организует на это мероприятие, Петр Петрович минут через пять вгонит в устойчивую дремоту, и они останутся совершенно безразличны к тонкостям экономической терминологии.

В решении конференция одобрит в целом положения докладчика, выскажет мнение о полезности исследований по таким интересным и малоразработанным вопросам, а также отметит ценную инициативу местного комитета и познавательное значение проведенного мероприятия. После этого участники бездарно проведенного вечера спокойно разойдутся по домам.

В двери просунулась благородная седина секретарской «бабетты».

— Маков звонит. Будете разговаривать?

Разговаривать с непосредственным министерским начальством Бортневу по обыкновению не хотелось. Он вздохнул и приказал секретарше соединить.

— Вячеслав

Николаевич, рад вас приветствовать… Закрутился совсем… Да, такая уж нагрузка… «Спартачок»-то сегодня опять играет. Безусловно, нащелкает… Три — один, как минимум… Какая справка? Ах та, что вы Зиновию Ильичу возвратили? — Бортнев переложил трубку от одного уха к другому. — Не удалось, Вячеслав Николаевич, приписочку снять, — признался он и покосился на докладную Жебелева, полученную со вчерашней почтой. — Вы же знаете, этого товарища не просто уломать. Лаштин с ним часа три разговаривал и без толку… Может быть, вы его к себе пригласите?.. Нет, при чем здесь «спихотехника»? Просто я думаю, что ваше положение… Понятно, свое предложение снимаю… Жебелев мне вчера по этому вопросу новую докладную записку представил. Требует рассмотреть на ученом совете… Очень несвоевременно? Не понимаю, Вячеслав Николаевич. Это же научный вопрос!

Начальственный баритон в трубке превратился в взволнованный тенор.

Прижав плечом к уху запотевшую трубку, Бортнев поставил коробок спичек и ловко прикурил сигарету.

Наконец начальство выговорилось, и Василий Петрович получил возможность вести двусторонний разговор.

— Понятно, Вячеслав Николаевич… Конечно, демократией надо руководить. Нет, на самотек не пустим. Но ученый совет собирать придется. Надо выносить на обсуждение… Правильно, но есть вещи, которые взаперти не удержать. Это же наука, и я, как директор института, считаю своей обязанностью… Что, вопроса нет? В этом я не убежден. Да, ответственность решения я себе представляю… Безусловно, революцию устраивать не будем. Все, что можно смягчить… Но от рассмотрения вопроса не уйти… Я все обдумаю. Разрешите вам завтра подробнее доложить.

Маков разрешил. Василий Петрович положил трубку на рычаги и, услышав в аппарате знакомый щелчок, отключавший его от внешнего мира, облегченно вздохнул и принялся перечитывать докладную записку Жебелева.

Да, ковырнул Николай Павлович, как говорится, под ребро. Умница мужик, ничего не скажешь. Этот не будет острые углы обходить.

Василий Петрович перечитывал логичные и обоснованные строчки докладной записки. Просматривал приложенные расчеты с колонками цифр, разбирался в формулах экономической эффективности, разглядывал графики и диаграммы.

С привычным сожалением Бортнев подумал о своем суматошном директорстве, о невообразимой текучке, которая с головой втянула его в бумажную трясину. Подумал о своей неоконченной рукописи по теории решения пространственных, статически неопределенных систем, в которой вырисовывались оригинальные выводы. Монография была начата пять лет назад, когда Бортнев, работая, как и Жебелев, рядовым руксеком, провел интересные исследования. Их надо было доработать. Но на шее висело руководство институтом, висел стопудовый камень.

Бортнев оценил предложение Жебелева о ликвидации ненужных ограничений по применению в строительстве металлических конструкций. Слишком уж этот сборный железобетон раструбили. Но он понимал и последствия докладной записки, если ей дать «зеленую улицу». Безобидное на первый взгляд предложение Жебелева ставит под сомнение ответственный документ, утвержденный коллегией министерства.

То-то Маков тревожится. Он же был одним из активных создателей этого документа. Он и Лаштин запевалами были. Два года на этом документе как на коне ехали, а вот теперь Жебелев нацелился их из седла выбить.