Весенние ласточки
Шрифт:
— А меня везите на улицу Ассас, — сказал Жак шоферу.
Второй вечер начался более удачно. Жаклина, не задумываясь, взяла Жака под руку, и они сами не заметили, как оказались у маленького кино.
— Чудесно, идет картина с Жераром Филиппом!
Как только погас свет, Жак поцеловал Жаклину.
— Это еще что за номер?
Прошло немного времени и она сама прижалась к Жаку и положила голову ему на плечо. Оба потеряли представление о времени…
* * *
— О какой женщине ты говоришь? — снова переспросил Жак, делая
— Не прикидывайся дурачком.
— Сядем, я тебе все объясню.
Они вошли в скверик, где у них было назначено свидание, и сели на свободную скамейку.
— Это длинная история.
Жак рассказал о собрании комитета и о том, как он туда попал… Жаклина слушала его внимательно, улыбаясь некоторым подробностям.
— Тебе скучно слушать?
— Наоборот, меня это гораздо больше интересует, чем ты думаешь. Продолжай.
Когда он кончил, она ласково посмотрела на него и, видя его нерешительность, поцеловала его в губы.
— Жаклина…
— Скажи, а когда назначено следующее собрание? — спросила она, отстраняя его.
— Какое собрание?
— То, на которое тебя пригласили.
— Собрание комитета? Кажется, на завтра.
— Я тоже пойду.
— Ты?
— Да, я.
— Ты не веришь тому, что я тебе рассказал?
— Наоборот, начинаю верить.
— А тебя не отпугивают такие вещи?
— Мне это знакомо. Мой отец тоже сражается…
«По-видимому, она ничего не поняла; ее отец — военный, — пришло в голову Жаку, когда он расстался с Жаклиной, но он не стал над этим раздумывать и, шагая по темной улице, тихо напевал песенку Ива Монтана:
Я тебя люблю, люблю, люблю,
Безумно я тебя люблю…
* * *
— Ребята, послушайте меня. Потрясающее событие!
— Во-первых, что тебе заказать?
— Как обычно, кока-колу.
Хозяин кабачка налил Пибалю стакан божоле и поставил его на стойку.
— Товарищу то же самое.
— Нет, нет, я не пью вина, — отказался алжирец.
— Ну, так закажи что-нибудь другое.
— Сколько стоит фруктовый сок?
— Пусть цена тебя не заботит, я угощаю.
Огюст Пибаль с сияющим лицом обернулся к собравшимся:
— Сногсшибательно, уверяю вас…
Это происходило после собрания комитета. Человек десять остались поболтать и, чтобы вознаградить хозяина за предоставленное им помещение, заказали себе вина. Жаклина разговаривала с Ирэн Фурнье, и Жак, гордясь своей любимой девушкой, не сводил с нее глаз. Мадам Томасен и мадам Флери сели за столик, им принесли по стакану кофе.
— В общем невероятная история, — продолжал Пибаль. — Я ведь водопроводчик и хожу по разным квартирам, бываю у бедняков и у богачей, но, пожалуй, чаще у богачей — ясно, рабочие редко имеют ванну, но все же случается, что меня и туда вызывают. На днях вот я ремонтировал канализацию в одном доме в пятнадцатом районе, так там за водой спускаются во двор, даже нет крана на площадке каждого этажа…
— Огюст, ближе к делу, — прервал его молодой человек, которого, как слышал Жак, звали Леоном.
— Так на чем я остановился? — спросил Пибаль. — Ах да, я говорил, что водопроводчик бывает в самых различных местах. Позавчера,
— Огюст, поменьше подробностей, — сказала с улыбкой Ирэн Фурнье. — Не забывай, что здесь дамы.
— Она тоже оказалась дамой, настоящей дамой, сами сейчас увидите. Сперва-то я ее принял за актрису, потому что она очень красивая, а главное, из-за длинных светлых волос, которые покрывали ее плечи. Она ввела меня в комнату. Вы бы посмотрели — сплошные ковры, подушки. Постель была не застелена… А ванная! Я много их повидал на своем веку, но такие встречал очень редко — вся из мрамора! «Странно, больше не течет», — удивленно сказала девушка. А я ответил: «Ясно, ведь я перекрыл воду». Ну, я разложил свои инструменты и принялся за работу. Пустяковый ремонт, просто надо было сменить прокладку. Ну а пока я работал, мы поболтали…
— Ты, кажется, завираешься, — заметил Леон.
— Ни капельки, представь себе. Она начала первая. Спросила, нравится ли мне моя профессия и много ли я зарабатываю. Понимаешь? Ну, а так как она держалась просто, то я осмелел и перед уходом выкладываю ей: «Мадам, меня вызвали к вам в качестве рабочего. Свое дело я сделал, и теперь вы можете быть спокойны. Разрешите обратиться к вам с просьбой?» — «Говорите, в чем дело?» — «У меня с собой воззвание, которое касается всех французов. Эту петицию собираются представить депутатам и предложить им воспротивиться перевооружению Германии. Не можете ли вы поставить под ней свою подпись?» — «А много вас?» — «Миллионы, мадам». — «Впервые об этом слышу, покажите-ка вашу петицию…» — Тут уж я не мог отступить, — сказал Пибаль. — И выложил все свои доводы. «В течение последних семидесяти пяти лет во Францию три раза вторгались вражеские войска… Наши правители забыли времена оккупации… эсэсовцы могут возродиться…» Так вот, вы можете мне не верить, но дамочка, не моргнув, подписала. Должен вам сказать, что ее подпись чего-нибудь да стоит. Эти люди дают подпись, только когда убеждены, что дело правильное. А ее муж или любовник, кем он там ей приходится, не знаю, — депутат.
— Откуда ты взял?
— Так сказала консьержка. Кстати, я воспользовался случаем и у нее тоже получил подпись.
— Герой, — рассмеялась Ирэн Фурнье.
— Ну, как ты к этому относишься?
— Ты предъяви доказательства, — ответил Леон.
Пибаль гордо показал воззвание.
— Вот ее подпись, да еще какая четкая! И свой адрес написала. Сколько ей лет, я, конечно, не осмелился спросить. Да, чуть не забыл: когда я уходил, она мне еще сунула двести франков на чай. Я их внес в фонд «Юма»[6].