Весенний Маскарад
Шрифт:
— Отлично! А я могу проводить тебя. Ты же на Грози? Это совсем недалеко, — сказал Пит.
— А я провожу тебя обратно от дома Эллен до Хороший Путь-квартала. А то как же ты, совсем один, с беззащитным щенком дойдёшь?! — заявила я.
Мама снова в шоке на нас посмотрела. Ей никогда не понять, что мы с Питом навеки останемся друзьями не разлей вода. Я и Пит всегда воспринимали друг друга как брата и сестру. Между нами не возникало никогда ничего похожего на симпатии, влюблённость или ревность. Пит правда мне как брат. Даже когда у него была девушка, он со мной говорил о ней на
А ещё мне кажется, что Пит нравится Джейн. Джейн мне об этом никогда не говорила, но я стала замечать, что в последнее время она на него по-особенному смотрит. Но это пока только предположения. Не стоит забивать ими голову! У меня есть дела поважнее.
Пока мы провожали Эллен, наши разговоры крутились вокруг чего угодно, но только не вокруг маньяка и предстоящего праздника. Точнее, Эллен уверена, что попадёт и пойдёт на Весенний Маскарад. Она в предвкушении. Пит оказался озабочен своей собакой. Сначала он переживал, можно ли псу ходить на такие дальние расстояния, ведь Волкодав ещё щенок. Потом наоборот удивлялся, откуда в нём столько сил и энергии — поводок постоянно натянут. Такса оказалась без остатка храброй, до безрассудства: не испугалась ни машин, ни шоссе, ни шедших прохожих.
Мы проводили Эллен, и увидели, что машина Мэтта уже стояла. Он подтвердил, что будет всю ночь наблюдать за квартирой Эллен и её телефоном. Ещё, после того, как мы проводили Эллен до квартиры, он сказал мне и Питу, что переговоры с Альбертом прошли более чем успешно, и завтра вечером на Весеннем Маскараде среди обычных мирных граждан будет присутствовать несколько наших агентов. Не считая опасного маньяка Красивую Смерть, которого мы пытаемся поймать.
— У нас всё готово. Ему остаётся сегодня ночью только позвонить и подтвердить, что он туда заявится, — заговорщицки подмигнул нам агент Харрисон.
* * *
С того момента, как его новый друг начал раскрывать тайны о себе, о его бывшей возлюбленной и о нём самом, Николас удивлялся бесчисленное количество раз. Сегодня он дал себе зарок не удивляться, иначе велик был риск, что он сойдёт с ума. Но когда художник увидел у себя под окном в одиннадцатом часу ночи припарковавшийся Роллс-Ройс явно старинной модели, он наплевал на правило «не удивляться». Его глаза против воли полезли на лоб. Он застыл, наблюдая, как из машины бодро ступил на землю загадочный человек, называющий себя Хэйесом, которого Николас принял поначалу за искусствоведа.
Хэйес задрал голову, поглядел на художника и весело помахал ему, а через несколько секунд он уже звонил в дверь. Это вывело Трейпила из изумлённого ступора.
— Ты уже собрался в Эмерк? — первым вопросом приветствовал его Хэйес.
— Я собрал чемоданы, — утвердительно кивнул Трейпил. — Взял всё самое необходимое. Документы. Деньги. Альбом с эскизами. Кисти. Краски. Пару рубашек, джинсы, несколько пар запасных носков.
— Выбрось альбомы с эскизами. Они не должны привязывать тебя к прошлому, — посоветовал Хэйес.
Он встал в дверях, вальяжно опершись на косяк. Трейпил снова повиновался неведомому магнетизму, исходящему
Трейпил собрался было вздохнуть с сожалением о том, что придётся с ними расстаться. Но на ум пришли слова Хэйеса о том, что не выгодно цепляться за вещи, за старое, за прошлое. Ведь он обещал впустить в жизнь массу нового, открыть жизнь для свежего воздуха, для простора творчества.
Трейпилу внезапно стало легко. Откуда-то появилась энергия, высвободился бешеный фонтан, жажда кипучей деятельности. Ранее этот фонтан перекрывала чудовищная пробка, и Николасу было нехорошо от этого. Словно его душили. И он почувствовал ясно на своём горле сначала руки отца, которого уже не было в живых и который всегда подавлял его творческие стремления.
Потом руки дяди, Джаспера Годдса, который всегда подавлял его желание жить по-своему, самостоятельно, и привязал к своим потребностям, превращая Николаса в почти бездарного реставратора, бедного иждивенца, вынужденного работать на дядю по первому приказу в обмен на этот самый дом. Ведь дед указывал в завещании в качестве владельца не только его, Николаса, но и Годдса тоже.
И руки Рэйчел, которая постоянно использовала его, обманывала. Которая едва не завладела всем — мыслями Николаса, его талантом, временем, его душой, жизнью, будущим. Мухи — они ведь паразиты. Рэйчел как паразитирующее насекомое, всюду и везде откладывающее свои смертоносные личинки.
— Я закончил, — объявил Трейпил. И встал напротив Хэйеса, держа сумку.
— Прекрасно. Возьми ключ, который ты нашёл в вещах Рэйчел, да и всё остальное тоже возьми, — попросил Хэйес. И в ответ на недоумевающий взгляд художника пояснил: — Мы с тобой прокатимся до её офиса.
— Зачем? — спросил Трейпил.
— Как бы там ни было, а уходить нужно красиво. Умирать нужно красиво. И завершать дела нужно красиво.
— Что значит — умирать?! — испугался художник.
— Ты что, не понял ничего до сих пор? Сегодня ночью ты уедешь из этого города, из этой страны, поселишься в другом мире. Ты для этого своего старого мира умрёшь. Прошлый ты умрёшь. Тебя уже ничто не будет цеплять и держать здесь. Полная реинкарнация, представляешь себе? Даже твой дядя будет уверен, что тебя никогда не увидит, и никогда не станет тебя искать. Один ты волен идти на свой выбор. Захочешь ли ты видеть своего дядю потом или не захочешь — дело полностью твоё.
Художник вздохнул. В его вздохе было облегчение от пришедших вновь пониманий и озарений.
Он оставил на несколько мгновений «чемоданы» в дверях, вернулся в комнату-кладовку, где обнаружил сумку Рэйчел. Взял оттуда содержимое этой сумочки, включая ключи.
Хэйес ждал в машине. Трейпил подхватил свою сумку и сел в Роллс-Ройс, даже не запирая входную дверь в свой дом. К чему запирать этот дом, когда он сюда больше не вернётся?
— Твой самолёт в два часа ночи. Бизнес-класс. Лететь в противоположное полушарие около десяти часов. Вот твой билет. И вот твой ваучер на гостиницу. Поселишься там первое время.