Весенний снег
Шрифт:
А девчонка, пройдя круг-другой, задержалась как раз напротив него и так азартно тряхнула головой, так^на него вызывающе гляНула, что пришлось Никите войти в круг. Ну, плясать он и сам умел. Когда-то здесь же^, в Медвежьем, призы брал. Да и в армии на полковой сцене выступал. Здешние-то об этом знали, а девчонка, верно, нет.
И началось. Девчонка коленце выкинет, а он два.
Девчонка юлой, а он ползунком полный круг. Девчонка с каблучка на каблучок, а он-свой коронный номеробратное сальто.
Народ кричал от восторга. Хлопали им, как настоящим артистам.
А потом Никита столкнулся
Она оказалась учительницей истории и географии. Урок был, между прочим, последний, и Никита отправился провожать Веру Михайловну.
Они начали встречаться. Он к ней заходил, брал книги для чтения, все о путешествиях-"Пять лет в стране пигмеев", "С палаткой по Африке"... Делился впечатлениями.
А потом... Потом он почувствовал крылья за спиной и как будто не ходил, а летал по свету. Все не верил в свое счастье, все боялся, что она шутит, все ожидал, что она однажды скажет: "Ну, хватит. Поиграли, и достаточно". Но она сказала другие слова: "И пошто я тебя полюбила?"
Свадьбу гуляли неделю. Стоял декабрь. Время позволяло гулять. Сперва у Прозоровых три дня, потом в Медвежьем трое суток. И еще день "доедывали", как фиксировал это событие посаженый отец старик Волобуев.
Начали в воскресенье, кончили в субботу.
В Выселках праздновали по старинке, со всеми известными обычаями. И хмелем дорожку посыпали, и выкупа требовали, и посуду били. Между прочим, пример Марья Денисовна подала, трахнула тарелку об пол:
– Пушшай столько деточек у вас будет, сколько осколочков на полу.
Другие поддержали.
– Не сглазьте, - смеялась Вера.
– Так они всю посуду перебьют, бабаня,-бурчал Никита.
– Ништо. Посуду купим. Дал бы бог правнуков.
– Тут я, стало быть, Денисовна, не согласный, - возразил старик Волобуев.-Ет дело от них, хе-хе, а, значит, не от бога зависимо.
Вера смущалась, краснела от этих разговоров, а молодежь, чтобы выручить ее, кричала: "Горько! Горько-оо!"
Молодые, как водится, целовались. Гости, как водится, пили, горланили песни, но, едва наступала пауза, вновь кто-нибудь начинал все о том же, о детках.
И кргда молодым стало уже невмоготу, когда невеста собралась бежать из-за стола, заиграл баян. Вера обрадованно воскликнула:
– Попляшем, а?!
– Оно протрястись-то, стало быть, надо, надо, - поддержал старик Волобуев.
А Никита похлопал баяниста по плечу, шепнул на ухо:
– Спасибо, Леха. В случае чего ты баянь.
Молодые не могли понять одного: надоедливо говоря о деточках, старики хотели, чтоб не засох Прозоровский корень. На нем все дерево держится.
У Веры родственников не было. Из блокадного Ленинграда с тяжелой дистрофией она попала в больницу зауральского городка, а затем в детский дом. Окончила школу. Окончила педучилище, и направили ее в далекое село Медвежье. Школа стала ей родным домом, а коллектив учителей заменил родственников. Директор Иван Кузьмич, поглаживая лысую голову, заявил сватам (он был посаженым отцом Веры): "Отдаем с условием: половину свадьбы у нас гулять".
Отвоевали Дом культуры. Расставили столы. Полон зал народу. Подарки от учителей.
И пляска. Тут уж плясали до головокружения, аж подвески на люстре позванивали. Сам директор тон задал:
– А ну! По-фронтовому!-погладил лысину и вприсядку, носками вперед.
– Выручай,-подтолкнул Никита Веру,-А то рухнет.
Но директор вовремя остановился и запел, притоптывая:
Ты не ахни, кума,
Ты не охни, кума.
Я не с кухни, кума,
Я из техникума.
А Вера в ответ:
Милый мой голубок,
Ты понять того не мог:
Если б сердцу не был мил, В сердце б гнездышка не свил.
К концу третьих суток, прерывая пляску, слово опять взял директор:
– Внимание, товарищи! Внимание! Сенсационное сообщение. В районе села Медвежьего зафиксировано необычное землетрясение силою до трех баллов. Ввиду отсутствия в радиусе восьмисот километров горного массива, ученые не могут объяснить это странное явление.
К месту события срочно снаряжается экспедиция...
Под веселый смех и шум молодых усадили в сани и отправили в Выселки. Но и там еще продолжалось гулянье. Все это проходило как в тумане. У молодоженов от усталости слипались глаза. Гудели ноги.
А в ушах стоял переливчатый звон поддужных колокольчиков.
Первый год совместной жизни пролетел как во сне.
Вера оказалась легким человеком. Быстро сошлась с бабушкой, с Соней, с ее мужем Иваном, с соседями. Стариков она брала внимательностью, молодых-пониманием и веселостью. А ребятишки - это уж само собой. Они к ней лезли, как мухи на сахар. Вера стала своим человеком в Выселках, как будто тут родилась и прожила всю жизнь, хотя в Выселках она бывала мало: работала с утра до вечера. Возвращалась поздно, вместе с Никитой, который нес ее увесистый, набитый тетрадями и книгами портфель. И выходные дни почти что все она проводила в Медвежьем со своими учениками. И все-таки Вера находила минутку к соседям забежать. То книгу оставит, то заказанную покупку передаст, то посоветует, то соседкиного муженька, перебравшего накануне, пристыдит.
И для Никиты времени у нее оставалось немного:
дорога от села до поселка да ночи - длинные, темные зимой в избе и летние, звездные на сеновале. И, быть может, оттого, что виделись они урывками, что времени им всегда не хватало, они и не наскучили друг другу, и тянулись один к другому, и рады были, когда оставались вдвсем.
– В отпуск бы нам вместе,-как-то сказал Никита.
– Так опять же не сходится, У тебя он летом, а у меня лето-самая страда.
– А ты не страдай,-шутила Вера,-успеем еще надоесть друг другу. Жизнь длинная. Мы с тобой сколько лет проживем?
– Тысячу.
– Ну, это слишком, а вот до ста современная наука обеспечит. Давай поначалу на пятьдесят лет задумаем, до золотой свадьбы, а потом повышенные обязательства возьмем.
Никита стискивал ее так, что она ойкала, и оба хохотали до слез.
– Вот уж как складно живут, вот уж как душа в душу, - говорили в деревне, глядя на счастливые лица молодоженов.
– Повезло тебе, -Денисовна, за все слезы, стало быть, за все бояи. Оно и верно, оно и правильно,-повторял при каждой встрече старик Волобуев.