Весенний снег
Шрифт:
Поселок взволновался. Обычно женщин увозили тогда, когда пора подходила. А тут... Необычный случай...
И как он обернется? И чего ждать?
Теперь все свершилось. Родила. Сына. Вес три килограмма сто пятьдесят граммов.
Новость дошла и до Медвежьего. На телеге, запряженной серым жеребцом, прискакали Соня и бабушка Поля, сестра Марьи Денисовны.
Соня влетела в избу, глаза по полтиннику:
– Чо? Чо стряслось?
Марья Денисовна рассказала,
– Вот дьявол чубатый! А мне говорят, ваш Никита сам не свой, машину вытребовал и в Выселки.
В дом вбежал семилетний Васятка, сын Сони, выпалил:
– Председательша!
За охами и ахами не услышали, как подошла машина. С председательшей на крыльце столкнулись. Высокая, начинающая грузнеть, с загорелым, припудренным пылью крупным лицом,.в сапогах, она походила сейчас на командира, вышедшего из боя (страда началась, для нее - бой).
– Прослышала, Марья Денисовна.
Они обнялись, как старые подруги после долгой разлуки.
– Да вроде бы дождались,-сказала Марья Денисовна.'
– Ну, ежели чего... хоть время и трудное.., поможем.
– Спасибушки, Настасья Захаровна.
К вечеру со стороны Медвежьего послышалось тарахтенье. Первым его уловили мальчишки.
– Дядя Никита едет! Дядя Никита!
Никита остановил мотоцикл подле своего дома, взвалил на плечи что-то завернутое в серую бумагу, крикнул от калитки:
– Бабаня, я дорожку приобрел!
– Ополоумел паря, - произнесла Марья Денисовна, вышедшая на крыльцо. Но по выражению ее лица было видно, что она довольна и внуком, и его странной покупкой, и всем сегодняшним днем.
Глава вторая
– Видать! Видать!-закричали мальчишки и стали подпрыгивать, стараясь разглядеть получше то, что увидели. Они стайкой гудели на околице в ожидании прибытия нового жителя поселка.
Машин еще не было видно, лишь за дальним лесочком появилось редкое облако пыли, похожее на утренний туман. Но у мальчишек были опытные и зоркие глаза. Они различили это облачко и догадались, что оно означает.
Вскоре из-за лесочка действительно появилась машина, или телега, или мотоцикл - из-за пыли нельзя было разобрать детали. Лишь когда дорога повернула и пыль отнесло, оказалось, что к Выселкам движется и то, и другое, и третье, то есть лошадь с телегой, и машина, и мотоцикл.
Часть мальчишек тотчас побежала по поселку, выкрикивая на ходу:
– Едут! Едут!
– В председательском "газике"!
– На мотоцикле!
– На телеге!
– Чо орете-то! В чем едут-то?-закричала появившаяся у заплота бабка Анисья.
Но ребятишки неслись вперед, продолжая галдеть наперебой. ^
Странный кортеж между тем приближался к поселку. Предупрежденные жители высыпали на единственную улочку.
Когда телега подъехала к первой избе, из-за нее, пугая кур, вылетел Никита на своем мотоцикле и помчался вперед. Никто, однако, не обратил внимания на его маневр. Все были заняты мамашей с новорожденным.
Вера Михайловна сидела в телеге, застланной душистым сеном, как птица в гнезде, и крепко, обеими руками держала бело-голубой конвертик. Рядом была Сопя с узелком на коленях. Она не могла сдержать широкой
Соседи окружили телегу, стараясь заглянуть внутрь конвертика, но ничего не могли углядеть, потому что' Вера Михайловна прижимала его к груди, всеми силами стараясь оградить ребенка от посторонних звуков и взглядов.
– Ш-ш-ш-ш,-зашипели вокруг.-Спит ребенок.
– Да он, поди, ишшо и звуков-то не чует.
– Все одно потише.
Приглушенно говорящая толпа поравнялась с Прозоровским домом и изумленно ахнула. Калитка была распахнута, а от нее до самого крыльца тянулась новая ковровая дорожка. Никита с букетом степных колокольчиков шагнул от ворот, передал цветы жене, а сам принял в руки драгоценный конвертик. Он пропустил Веру Михайловну вперед на ковровую дорожку и пошел за лею, чуть приотставая, держа на полувытянутых руках своего долгожданного первенца. Никита был огромный, а кокзертик маленький, но тем не менее Никита двигался по дорожке, как по бревну через реку, боясь оступиться, выронить свою драгоценность. А Вера Михайловна будто плыла перед ним, не поворачивая головы, не скашивая глаз, стараясь не расплескать свою гордость и счастье.
– Будто королева,-слышалось со всех сторон.
– Ай да Никита! Вот это встренул.
– Чо боишься-то? Не мину, чай, несешь.
На крыльце стояли три старушки - бабушки Марья,
Полина и Ольга. Они глядели на приближающихся к ним Веру и Никиту с конвертиком на руках как на чудо.
Как только Вера с Никитой очутились на крыльце,
Марья Денисовна поклонилась всем в пояс, произнесла певуче:
– Вечерком милости просим в гости.
Столы вынесли под навес, накрыли старыми, слежавшимися в сундуке бабушкиными скатертями. "Горючее"
привез на своем мотоцикле Никита. А закуску принесли соседи, кто что мог. Так тут заведено было.
Закатное солнце заливало землю. Люди казались меднокожими, а все вокруг-багряным, необычным, соответствующим празднику, который отмечали Выселки.
На "газике", не замеченном в суете, приехали директор школы и с ним две учительницы, подруги Веры Михаиловны.
Ивану Кузьмичу дали первое слово. Он встал, погладил лысину, мгновение раздумывал, брать ли рюмку, и все-таки взял ее и заговорил просто, спокойно, внушительно, как будто разговаривал с товарищами по работе:
– Я вот что хочу сказать, дорогие товарищи. Если посмотреть на карту, то там не увидишь ни станции Малютка, ни нашего Медвежьего, ни ваших Выселок. Мы, как это говорится, капля в море.
– Стало быть...
– не то хотел поддержать, не то возразить старик Волобуев, но на него цыкнулн соседи, и он примолк.
– И событие, так сказать, - продолжал директор, - вроде бы обычное, появился на свет новый человек. Их каждый день по стране нашей огромной, может, не одна сотня рождается. Для Выселок это событие, а для страны вроде бы неприметное дело. Но...