Весна гения: Опыт литературного портрета
Шрифт:
В схватках с этими полуюнцами-полумужчинами Фридрих дает волю своему остроумию и мастерству, чтобы в споре поставить своего противника в смешное и неловкое положение, окончательно повергнуть его. Он никогда не нападает первым, так как знает, что это вызовет ярость хищников (то есть отцов) и осложнит положение, направит его удары не в ту сторону. Как правило, инициативу он предоставляет им, дает возможность покуражиться, как бы почувствовать свою силу и безопасность. Фред знает, что, прежде чем подойти к нему, сынки были настропалены отцами, незаметно для окружающих получили немало тычков в ребра и спины, чтобы выглядеть повоинственней, напутствованы громкими фразами и ядовитыми намеками, научены самоуверенности и коварству. Вот почему Фред спокойно ожидает их первой атаки, давая им возможность выговориться, исчерпать все свои запасы аргументов, доводов и обвинений, и лишь
Не ручаясь за протокольную документальность, попытаемся воспроизвести один из «трудных» разговоров. Убеждены, что он не только один из многих, но и вполне типичный в биографии нашего юного героя.
На этот раз «случай» нас привел в гости к мистеру Эриху. У этого вуппертальского американца, который, если вы помните, совершил одну из грандиознейших торговых афер в долине, надув фирму господина Мюллера и прибрав денежки сэра Джонатана Грейва, сегодня большой праздник. Мистер Эрих отмечает совершеннолетие своего сына, и весь его дом разукрашен бумажными гирляндами и разноцветными фонариками. Двери всех комнат раскрыты, и через них протянулась длинная лента столов, у которых собрались все известнейшие и богатейшие люди Вупперталя. Рекой льется вино и пиво, а оркестр, доставленный из самого Мюнхена, непрерывно играет веселую мелодию песенки: «У маленького Гуго выросла борода…» Гости оживленно болтают, подымают тосты и глазами ищут «маленького Гуго», то есть сына мистера Эриха, чтобы принести ему свои поздравления. Но, увы, виновника торжества не оказывается за столом, и отец, озадаченный исчезновением сына, волей-неволей сам принимает поздравления. Уже целый час он, краснея от смущения и тревоги, безрезультатно его ищет. Мистер Эрих прежде всего человек порядка и все, что нарушает его нормальную жизнь, вызывает в нем гнев и в высшей степени неприятные мысли. Вот почему он встревожен и рассеян – из головы не выходит сын и его непочтительный поступок. «Куда запропастился этот тупоголовый осел?» – думает торговец и приказывает слугам незаметно пошарить под столами, чтобы отыскать его следы. Тем временем, зная крутой нрав своего супруга, миссис Эрих делает все возможное, чтобы успокоить его, нашептывая ему на ухо, что их Джек, их «маленький Гуго», совсем не плохой мальчик и сейчас наверняка где-нибудь поблизости, совсем рядом, быть может, в своей комнате или в комнате… О, ведь он уже мужчина! Тем не менее шепот миссис Эрих не подымает настроения хозяина, и он продолжает поиски своего бесследно исчезнувшего наследника, который очень хорошо знает, что комнату служанки можно посещать только вечером и когда отца нет дома. Гости замечают неловкое положение хозяина, и по столам ползет густой и липкий шепоток, заглушающий шум ножей и вилок.
А в это время «маленький Гуго», то есть мистер Джек, в самом деле находится поблизости, совсем рядом с гостями, не подозревая о скандале, вызванном его отсутствием. Он на верхнем этаже, в правом крыле дома, в бильярдной комнате, где собрались почти все приглашенные на праздник молодые люди. Сию минуту он наклонился над бильярдным столом и целится в белый шар, который должен покатиться по зеленому сукну и забить в лузу красный шар, заставив того, с другой стороны (а тот, с другой стороны, – это наш Фред), признать себя побежденным. Столпившись возле стола, молодежь с затаенным дыханием ожидает исхода поединка, ободренная удачной игрой молодого Эриха. Но последний удар Джека неточен, и белый шар, попусту прокатившись от борта к борту, остановился точно
– Вы невозможны, Фридрих! Когда, наконец, мы увидим вас побежденным?..
– Когда перестанете играть со злобой, дорогой Джек, – невозмутимо ответил Фред. – Бильярд – это все-таки игра, а не сражение. Честолюбие парализует ваши руки. Все вы играете со мной, как со своим врагом. Вы стремитесь побить меня, чтобы унизить. А этого я вам никогда не позволю…
– А вы что же, господин, хотите, чтобы мы вас за приятеля принимали? – грубо возразил один из компании.
– Вы непрерывно ставите нас в неловкое положение. Вы вчера опять танцевали с работницами Рауэнталя и пренебрегли приглашением фрейлейн Петтерссон посетить ее бал. Разве это не отдаляет вас от нашего круга!
Энгельс понял, что сражение неизбежно, и с вызовом проговорил:
– В отличие от вас, нелюбезный Якоб, я только танцую с бедными девушками, в то время как вы щупаете их и тащите в кусты. Для вас они не более чем подопытные животные, на которых вы проверяете свои мужские качества, в то время как для меня они такие же девушки, как и все другие…
Какой-то прыщавый пузан прервал Фреда:
– Подождите, подождите, господин Фридрих, неужели вы хотите, чтобы мы целовали руки этим… и водили их в свои спальни?
Фред с презрением посмотрел на прыщавого, поднял руку, чтобы прекратить непристойный смех.
– Видите ли, господин толстяк, – с издевкой сказал он, – прежде чем говорить о женщинах, вы должны сбросить свое сало. Разве вы не видели себя в зеркале?
Удар молниеносно ошеломляющий, и в бильярдной воцарилась гробовая тишина. Все повернулись к толстяку, словно видят его в первый раз, а он, мгновенно вспотев и густо покраснев, едва смог промямлить:
– Это неслыханно, господа! Это оскорбление… Я подам в суд на этого господина, да, да… в суд…
Ответ Энгельса следует сразу же:
– Делайте что хотите, господа… Но если я предстану перед судом, вы лишитесь доброго имени в обществе. И не только вы… Там я расскажу о «подвигах» вашей веселой компании, которая добивается успеха либо большими деньгами, либо грубыми угрозами и запугиваниями. И если бедные девушки позволяют вам что-нибудь, так это не из-за ваших достоинств, а ради все того же куска хлеба. Разве вы можете сравниться с их ребятами? Каждый из них без труда одной рукой одолеет любого из вас. Попробуйте мускулы друг у друга, и вы убедитесь, что я прав. Один тур обыкновенного вальса утомляет вас… Да что там говорить…
Гневные слова Фреда хлещут молодых господ. И они посматривают друг на друга, обескураженные и разъяренные. Злоба иссушила их уста, перехватила глотки, и они готовы наброситься на своего обличителя, выколоть ему глаза, разорвать на куски. Наконец Энгельса прервал мистер Джек, первым овладевший собой.
– Меня удивляет ваша грубость, Фридрих! – сказал он. – Вы забываете, что находитесь в моем доме, и обижаете моих гостей…
– Прошу меня извинить, мистер, – и Фред чуть-чуть наклонил голову, – но вы видели, что меня вызвали на это.
Все задвигались, кто-то громко крикнул:
– Что с ним церемониться! Да он не из наших…
Бильярдная наполнилась глухим ропотом, ругательствами, визгливыми угрозами. Энгельс, переждав гам, ледяным тоном, сквозь зубы проговорил:
– Никогда не обольщался мыслью быть «вашим», господа. Я действительно овца не вашего стада…
Нелюбезный Якоб презрительно усмехнулся:
– В Париже уже был один граф, который отказался от богатства, титула и вел борьбу против своих…
– Да, был, господин Якоб! Его имя – Анри Сен-Симон. Возможно, моя судьба будет схожей с его…
Мистер Джек развел руками и сделал шаг к Фреду:
– Но, дорогой Энгельс, зачем вы взваливаете на себя такую тяжелую ношу? Что вам мешает чувствовать себя «нашим», какой вы в конце концов и есть? Разве ваш отец не дружит с нашими отцами?.. Разве вам недостает уважения или вы беспокоитесь за свое будущее?..
Фридрих поднял голову и медленно обвел всех взглядом. Лица давно знакомые и хорошо известные. Он знает, что начатый разговор почти бесполезен. Вряд ли эти маменькины сынки, эти завтрашние дельцы способны понять его порывы! И все-таки он чувствует, что должен высказаться, обязан ответить, разъяснить им наконец со всей прямотой, что отделяет его от них.