Весна Византии
Шрифт:
Они проплывали мимо кораблей портовой стражи, откуда на них таращились вооруженные люди в тюрбанах.
– Это из-за турков?
– спросил Годскалк.
– Или из-за Дориа?
Фламандец сердито помотал головой. От него самого пахло не духовным разложением, а просто вином… Впрочем, голос его звучал так же ровно, как и всегда:
– После победы султан подарил четыре сотни греческих ребятишек правителям Египта, Туниса и Гренады. Мне показалось, я увидел мертвого младенца, и почувствовал, будто волна тьмы готова обрушиться на меня.
–
– Но мы все надеемся, что тебе удастся с ней справиться. Так что давай, поднимайся на борт галеры - и действуй.
Окровавленный и связанный, Юлиус валялся в каком-то из дальних закоулков «Чиаретти», когда сквозь гомон голосов турков расслышал, как Годскалк к кому-то обращается по-фламандски. Оставался лишь надеяться, что этот человек - сам Николас.
В настоящее время стряпчий не чувствовал ничего, кроме ненависти к Пагано Дориа, источнику всех своих мучений, и Николасу, который допустил, чтобы это произошло.
Как им и было велено, галера неторопливо прошла на веслах последние мили.
Это оказалось несложно. Они также не сопротивлялись, когда чиновники султана окликнули их и поднялись на борт, - несмотря даже на то, что это случилось прежде, чем «Чиаретти» успела встать на якорь. Однако вместо таможенных дознавателей на борт поднялись янычары: крепкие молчаливые парни в белых тюрбанах, вооруженные до зубов. Вместе с ними оказался некий Турсун-бек, в меховом плаще поверх пышных одежд, в шапочке и парадном тюрбане.
Неприятности начались сразу же, как только янычары обнаружили отсутствие хозяина галеры и священника, причем Никколо они знали по имени. Джона Легранта избили за то, что он недостаточно быстро понял вопрос, заданный на очень скверном итальянском. Юлиус, хотя и поторопился с ответом, все же в свою очередь, не избежал нескольких оплеух, а когда попытался сопротивляться, его сбили с ног, связали и бросили здесь, рядом с горящей печью, у которой грелась пара щипцов. Эти люди привыкли добиваться своего любыми способами…
На верхней палубе всех старших членов экипажа собрали вместе, в окружении стражников с дубинками, пиками и кинжалами. Янычары заполонили весь корабль, пристально поглядывая за гребцами. Несколько захватчиков пробрались и в трюмы, чтобы осмотреть товар, - теперь оттуда доносились их грубые голоса.
Юлиус ответил Турсун-беку на все его вопросы: он сказал, что мессер Николас и священник скоро вернутся. Они просто наняли паром, чтобы навестить в Пере родственницу хозяина. Он назвал имя супруга этой родственницы, генуэзца Пагано Дориа, но у Турсун-бека это не вызвало никакого интереса.
Теперь нотариус ожидал вопросов о числе гребцов, которых явно было маловато для такой галеры, - но вместо этого откуда-то снаружи вдруг донесся голос, требующий немедленно представить стряпчего Юлиуса и шкипера Джона Легранта.
Потрясенный, нотариус заплывшими от побоев глазами уставился на своих мучителей. Неожиданно Лоппе выступил вперед и на звучном арабском языке пустился
Дышать было больно, но муки неизвестности казались куда хуже. Юлиус прохрипел:
– В чем дело?
Лоппе покосился на турка, который кивнул ему, и тогда чернокожий ответил по-итальянски:
– Представьте себе, мастер Юлиус, они вернули мне свободу!
Николас отпустил своего бывшего раба на волю еще в прошлом году…
– Что им нужно?
– спросил стряпчий.
Негр улыбнулся.
– Они хотят отправить вас с тюрьму, мастер Юлиус. Вместе с мастером Легрантом. Его казнят за то, что он сражался против султана.
– Но я-то не сражался против султана!
Лоппе пожал плечами.
– Может, и нет. Но у них письмо от кардинала Бессариона, адресованное вам и мастеру Николасу. Турки каким-то образом заполучили его.
– Бессарион… - Сквозь завесу головной боли прорвалось далекое воспоминание о недоразумении в Болонье и о том, что он просил Бессариона поручиться за него.
– И что в этом письме?
– поинтересовался нотариус.
– Письмо очень дружелюбное, так что, наверное, это те самые новости, которых вы так ждали, мастер Юлиус. Кардинал просит рассказать мессеру Козимо де Медичи, какой вы хороший человек, и что он может во всем на вас полагаться, и когда вы будете на Востоке, то сможете немало посодействовать успехам католической церкви и отвратить жителей Востока от ложного пути. Теперь они считают, что вы шпион папы римского, посланный к грекам, чтобы убедить их присоединиться к крестовому походу. Вас они тоже хотят казнить, мастер Юлиус.
Из короткого разговора с турком Лоппе никогда не смог бы узнать так много. Похоже, эти новости он уже успел собрать по крупицам из других источников. Вероятно, ему известно и кое-что еще.
– Откуда у них это письмо?
– спросил стряпчий.
– Оно было послано в греческую патриархию, - пояснил Лоппе.
– Как вам известно, они во всем зависят от султана. Кроме того, великий визирь уже слышал о вас и о кардинале Бессарионе. Турсун-бек - его секретарь. Он говорит, что Пагано Дориа встречался сегодня утром с его хозяином.
Пагано Дориа. А у Юлиуса даже не хватало дыхания выругаться как следует!..
Он закрыл глаза, избавляя Лоппе от необходимости продолжать столь опасный разговор. Николас, ублюдок… Сопротивляться не было ни сил, ни возможности, - он лишь поставит под угрозу жизнь всей команды.
И в этот самый момент послышался голос Годскалка, доносившийся откуда-то с воды, и Юлиус открыл глаза. Тобиус перегнулся через борт, а затем объявил по-фламандски:
– Они оба здесь. Но без девочки.
Так он даже не смог забрать Катерину… Это ему, Юлиусу следовало бы поручить позаботиться о малышке… Они с Николасом сильно поспорили из-за этого, но бывший подмастерье все равно настоял на своем. Николас был уверен, что знает намерения Дориа - но ошибался.