Вестник далекой катастрофы

Гребенюк Михаил Кириллович

Перкинс нехотя вышел.

–  Итак?
– спросил Хэгстром.

–  Провокация. Я всем им верю, Эд. Нет, не сегодняшним словам и объяснениям. Всей их жизни. Это жизнь честных людей, и даже если кто-нибудь на минуту смалодушничал, то здесь они не подведут… Я так думаю. Полет надо продолжать.

–  Я бы ни секунды не задумывался, если бы речь шла только о нашей жизни. Сейчас мы рискуем судьбой Земли.

–  Вернуться, значит потерять не меньше месяца. Это еще опаснее. Сейчас мы соберем всех. Вы не возражаете?

Хэгстром пожал плечами.

Что он мог сказать? Мелькнула малодушная мысль.

Какого черта он отложил свою работу, чтобы мчаться в космос! Он не дипломат, не политик. Все эти ужасы с выискиванием шпионов - это не для него, нет.

Во всех отсеках корабля загудели зуммеры - сигнал общего сбора.

Хэгстром оглядывал собравшихся. Все были встревожены и старались скрыть тревогу.

–  Вы уже знаете причину сбора, - проговорил Богатырев.
– Мы с профессором Хэгстромом тщательно ознакомились со всей информацией, которая была в нашем распоряжении. Выводы. Первое: все участники экспедиции честные люди, и никого из вас мы не имеем права подозревать.

Второе: полет продолжается. Третье: всем членам экспедиции приступить к выполнению полетных заданий. У меня все.

Богатырев энергично рубанул воздух ладонью и сел.

–  Друзья, - сказал Хэгстром, - мистер Богатырев несколько раз повторял поговорку русских космонавтов - склоки в космосе страшнее метеоритов. Я думаю, что преступники не рассчитывали всерьез кого-то из вас привлечь на свою сторону. Они намеревались посеять раздор. Нас многое разделяет, но то, что объединяет, - значительно важнее. Я надеюсь, мы доведем до конца дело, которое поручено нам четырьмя миллиардами землян…

Полет продолжался. Космический корабль стремительно сокращал пространство, разделявшее Землю и крохотный трехкилометровый астероид Ивер.

Впрочем, движение корабля можно было установить только по приборам.

Казалось, что машина просто висит в черной бездне, окруженная все теми же звездами, все с той же угнетающей тишиной.

Хейнц Вильковски репетировал запуски боевых ракет, Боб возился с двигателями, Том Перкинс заперся в своей каюте. У него был растерянный, сонный вид. Доктор Томоясу несколько раз заставлял его проходить полный курс обследования. Только Богатырев н Хэгстром знали, чем был занят Перкннс.

Жизнь в корабле шла по земному времени, по московскому. Трижды в день проводилась обязательная физкультурная зарядка. Вечерами шли просмотры фильмов. Все члены экспедиции были предупредительны и вежливы.

Профессор Хэгстром просил продемонстрировать фильм «Танцы народов Африки», африканец Боб любезно заказывал «Два часа в Грейтланде», Пьер Рошаль, поглядев на Хейнца, потребовал документальную запись о последнем первенстве мира по боксу.

Богатырев предложил провести шахматный турнир. Командир корабля был явно сконфужен, дважды проиграв начальнику экспедиции. Профессор Хэгстром был торжественно объявлен чемпионом корабля. Том Перкинс распотрошил пачку лаврового листа и изготовил венок, которым под общий

хохот был увенчан чемпион.

Богатырев же предложил по вечерам устраивать лекции. Каждый участник экспедиции должен был информировать своих товарищей о важнейших достижениях науки в своих странах.

Ивер приближался. Его уже можно было рассмотреть невооруженным глазом.

Он сверкал в черной бездне, как рубин.

–  Теперь у этого странника имеются глаза и уши. Скоро нам придется снять чехлы с орудий, - заметил Хэгстром.

–  Снимем!
– будто вынес приговор Боб Скотт.

–  Почему все-таки никто не отвечает на сигналы?
– взволнованно проговорил Том Перкинс.

–  Может быть, на нем уже никого нет?
– предположил Вильковски.

–  Скорее всего, у тех, кто на нем закрепился, вышла из строя радиоаппаратура, - заметил Богатырев.

–  Или кто-то сознательно нарушил связь?
– вступил в разговор доктор Томоясу.

–  Да, Маиумото. Могло быть и так.

Тишина, наступившая вслед за словами начальника экспедиции, была неожиданно нарушена Пьером Рошалем, ворвавшимся в салон.' - Мистер Хэгстром, Ивер ответил. Вот радиограмма! К французу повернулись разом все космонавты.

–  Прочтите, - попросил Хэгстром. Рошаль оглядел присутствующих испытующим взглядом. «Поворачивайте немедленно к Земле. Если вы не сделаете этого в течение часа, мы будем вынуждены прибегнуть к силе.

Надеемся, у вас хватит благоразумия выполнить наше требование».

–  Все?

–  Все, мистер Хэгстром.

–  Пишите…

Эдвард Хэгстром прошелся по каюте.

–  Пишите, Пьер… Именем Организации Объединенных Наций предлагаю немедленно прекратить враждебные действия. В том или ином случае корабль сядет на Ивер. Начальник международной экспедиции Эдвард Джон Хэгстром… Написали?

–  Написал, мистер Хэгстром.

–  Передайте.

Пьер Рошаль вышел.

–  Хейнц, проверьте готовность боевых ракет!
– обратился Богатырев к поляку.

Гости Ивера

Командир второй экспедиции Карригана сидел перед экраном локационной установки. Роск Дилингер, «красавчик Роск», как его именовали приближенные Карригана, испытывал гнев и бессилие. Ракета, направленная в приближающийся к Иверу корабль, взорвалась, не достигнув цели.

–  Наши ракеты им не страшны, - сказал Билл Пренцлер.

Дилингер схватил Билла за отвороты куртки.

–  Вы понимаете, что мы здесь в мышеловке? Немедленно сделайте все, чтобы корабль был уничтожен. Красные не должны сесть на Ивер.

–  Разрешите действовать, сэр?
– вытянулся Пренцлер.

–  Не сердись, Билл. Нервы сдали. Если мы не уничтожим их; нам никогда не увидеть Землю. Дайте залп из всех установок.

–  Хорошо, сэр!

Пренцлер вышел.

Роск плюхнулся в кресло, устало закрыл веки. Здесь, на Ивере, в черной пустоте, все выглядело совсем иначе, чем это представлялось боссу.