Вестник далекой катастрофы
Шрифт:
– Благодарю вас, капитан. Я жду вашего решения.
Доктор поклонился и вышел. Богатырев яростно скреб пятерней затылок.
– Не могу, Эд… простите, мистер Хэгстром - Я не возражаю против Эда.
– Я - против Игоря.
Они торжественно пожали друг другу руки и смутились.
– Надо продолжать, Игорь.
– Хорошо. Пригласим Пьера Рошаля?
В компетенции инженера Пьера Рошаля были все средства связи Грузный молчаливый инженер как то мало походил на француза, и, когда Хейнц Вильковски
– Я нормандец. У нас иной склад характера. Мы не северяне с их жеманностью и не южане, которые кипят, как вулкан. Мы живем у моря, а море не любит суеты.
Инженер огляделся, сел, закурил.
Вопрос Богатырева, казалось, нисколько не удивил его.
Пьер Рошаль принялся неторопливо рассказывать, что за три дня до отъезда к нему явился один субъект и предложил за приличную сумму помочь какому-то человеку на Ивере. Субъект пригрозил расправой. Если Рошаль откажется, его выгонят из экспедиции.
– Что мне оставалось делать, мистер Богатырев, я взял деньги и передал Гастону, мужу моей сестры. У него большая семья, сам он больной человек. Ну, а сегодня я вскрыл свой личный пакет и нашел вот это письмо.
Итак, третье письмо известного уже содержания.
– Вы сообщали кому-нибудь об этой истории?
– спросил Богатырев.
– Нет, - угрюмо буркнул инженер.
– Почему?
– Я хотел непременно принять участие в экспедиции, - Рошаль помедлил и с явной настороженностью добавил.
– Меня могли отстранить от полета.
– Почему?
– повторил вопрос Хэгстром.
– Мой дед был осужден в сорок шестом году за сотрудничество с оккупантами. Это обстоятельство сегодня для многих повод гордиться, однако мне бы этого не простили. Я прошу вас поверить мне. Я хотел немедленно после старта обо всем сообщить вам. Вот… сообщаю.
– Хорошо, Пьер, вы свободны.
Рошаль вышел. Хэгстром почувствовал, что командир корабля повеселел.
– Знаете, мистер Хэгстром, простите, Эд, я начинаю думать, что это провокация. Они не поскупились на валюту, намереваясь внести раздор и подозрение. В космосе склоки страшнее метеоритов.
– Дай бог, чтобы вы оказались правы. Кого теперь, Игорь?
– Роберта. С Томом вы будете разговаривать сами.
Роберт Скотт, или Боб, как его называли космонавты, высокий, худощавый негр из Абиджана, уверенно переступил порог комнаты…
Боб - инженер по ракетным двигателям. Он учился в Москве, затем несколько лет работал в международном космическом центре. Было достаточно много официальных лиц, которые считали нецелесообразным включать Боба в состав экспедиции ООН. Они доказывали, что он слишком молод и слишком малый вклад внес в науку.
Когда после долгих споров Скотт наконец был утвержден, его пригласили в СССР, чтобы он основательно познакомился с конструкцией двигателей
Боб сжал кулаки, слушая объяснения Богатырева.
– Значит, на Ивере ваши милые соотечественники?
– резко бросил африканец Хэгстрому.
– Я подозревал, что так оно и есть.
Хэгстром перехватил взгляд Боба Скотта и почувствовал себя неуютно. В этом взгляде было столько ненависти и презрения, что профессор поежился.
– Ваши соотечественники так ничего и не поняли и ничему не научились, - с вызовом добавил Скотт.
В словах африканца чувствовалась традиционная неприязнь угнетенного…
Сколько поколений его предков копили ненависть к человеку с белой кожей!
– Спокойнее, Боб. Профессор Хэгстром - начальник экспедиции.
Однако Скотта не так-то легко было успокоить.
– Для чего только вашему правительству потребовалось тащить к Иверу всю эту международную компанию?
– бросил он Богатыреву.
– Вы бы сами управились значительно лучше.
– Я понимаю ваше отношение, мистер Скотт, - сухо произнес Хэгстром, - однако должен вам заметить, что вы не по адресу направили свой гнев.
Африканец принужденно улыбнулся.
– Простите за несдержанность.
Когда Боб вышел, Богатырев, усмехнувшись, кивнул ему вслед.
– Темпераментный парень.
– Слишком.
– Что делать, Эд, за свои деяния приходится держать ответ. Не нам, так нашим детям. Ну, с Томом, может, вы сами по-родственному объяснитесь?
– Только что, Игорь, ты доказывал, что склоки страшнее метеоритов, Недоговоренность - это та же склока, только более опасная.
– Хорошо. Поговорим с Томом.
Хэгстром с обостренным вниманием разглядывал мужа своей дочери. Перкинс провел ладонью по подбородку.
– Принимаю ваш молчаливый упрек, сэр. Через пятнадцать минут щетины не будет. Что это у вас такие засекреченные лица?
Богатырев заученно повторил вопрос.
– Ничего не понимаю, Игорь. Знаешь, у нас есть отличная поговорка - или выкладывай начистоту, или проваливай к черту.
Хэгстром вслушивался в слова Тома. Нет, это звучало так же, как и всегда. Том явно ничего не понимал. Богатырев повторил рассказ.
– Миллион? Сэр, преклоняюсь перед вами.
– Перкинс расхохотался.
– Я всегда говорил Фанни, что вы чудесный отец, но совершенно непрактичная личность.
– Ну-ну, осторожней, - притворно сердито проговорил Хэгстром.
Перкинс снова расхохотался.
– Жаль, что они не обратились ко мне. Я бы… - Перкинс вдруг смолк.
– Погодите, здесь есть еще двое?
– Том, мы должны обсудить это с Игорем. Пока не пускай в ход кулаков и не смотри на других зверем. Я знаю, притворяться ты не умеешь.